Восстание Костюшко на Полесье.
Крупчицкая битва.

(Отрывок из книги Станислава Хербста "Z dziejów wojskowych powstania kościuszkowskiego 1794 roku." Warszawa, 1983).

Между Бугом и Неманом

   Сформированная из столичного гарнизона дивизия генерала Сераковского, выполняя задание по прикрытию Варшавы от Дерфельдена с юго-востока, 28 июня достигла Желехува. Затем, подстроившись под передвижения Дерфельдена, параллельным маршем переместилась в район Янова [Янова-Подлясского - Н.С.] (12 июля). В связи с тем, что Дерфельден оставил Брест и отходил вглубь Литвы - как предполагало польское командование, с целью направиться под Вильно, - Костюшко приказал Сераковскому идти за Буг для наблюдения и сковывания его войск. Выполняя этот приказ, 13 июля Сераковский двинулся через Буг к Каменцу-Литовскому. Затем, однако, получив другой приказ от генерала Орловского, направился под Коцк. В результате он прошел через Видомлю и Чернавчицы на Брест и остановился в Тересполе.

   Дивизия Сераковского насчитывала в то время около 3700 человек и имела в своем составе следующие полки: конной коронной гвардии и уланов Кёнига, 5-ый и 18-ый полки (по два батальона), а также батальоны пешей коронной гвардии Круликовского и Рафаловича. Кроме Сераковского в дивизии находилось еще два генерал-майора: Изидор Красиньский и Дионизи Понятовский. Существенную роль играл Ян Горайн, заместитель RNN ¹ и ее уполномоченный по делам народного ополчения (посполитого рушения) при дивизии Сераковского, назначенный на эту должность 4 июля. Дивизия, сформированная на скорую руку, имела по этой причине и существенные недостатки.

   Все ежедневные приказы Сераковского той поры содержат напоминания соответствующих инструкций, замечания, наказания, предупредительные меры. Также все старые части, за исключением полка фузилеров, никогда прежде не нюхали пороха. Наихудшими в полку были три эскадрона Кёнига. Вооружение оставляло желать лучшего, очень много солдат-пехотинцев имело только холодное оружие. Войско преимущественно обучалось в ходе войны. Единственным безупречным соединением являлась артиллерия: достаточно многочисленная, в полной боевой готовности, запряженная великолепными, частично из королевских конюшен, лошадьми. Для выполнения своих задач дивизия имела несоизмеримо слабую кавалерию, недостаток которой в большой степени затруднял ее действия.

   В итоге дивизия представляла собой лишь формирующееся тактическое соединение, еще не являющееся равноценным противником для сильного неприятеля. В качественном отношении лучше выглядела литовская дивизия Хлевинского.

   Согласно приказам Костюшко, 18 июля дивизия Сераковского вышла из Тересполя. Первый ночлег прошел под Чернавчицами, второй - под Житином, а в ночь на 22 июля дивизия остановилась в Шерешове, где осталась на постой до 24 июля.

   Тем временем (согласно приказу Костюшко) Сераковский усилил дивизию единичными кантонистами и волонтерами, а также целыми местными отрядами. К нему присоединились:

   Поддержка эта, тем не менее, являлась скорее проблемой, чем ценностью, особенно дрогичинская пешая милиция, которая вскоре была отослана домой, конная же за все время кампании использовалась лишь для охраны обозов. Лучше выглядели милиции брестская и кобринская под командованием Казимира Рущица. У него был большой опыт литовской кампании 1792 года, в которой он участвовал в звании полковника.

   Ситуация на тот момент вырисовывалась следующая: 19 июля Цицианов вышел из Слонима в направлении Вильно. 24 июля он был уже в Ивье. Дерфельден, стоявший до тех пор в Ружанах, 22 июля ушел оттуда двумя колоннами. Одной командовал О’Бриен де Ласси, который направился на Зельву. Дерфельден же с основными силами двинулся на Слоним, где 23 июля и остановился. Ласси должен был остаться в Слониме для охраны Несвижа, пока же он прикрывал с западной стороны фланговый марш главных сил Дерфельдена, который 24 июля прошел через Зельву и достиг Деречина. Он остановился там до 26 июля, и тогда же, переправившись через Щару, двинулся к месту назначения - Слониму, откуда в ночь на 28 июля вышел в северном направлении.

   После того как слухи о марше Дивова не подтвердились, 24 июля в 18-ом часу дивизия Сераковского выступила через Беловежскую Пущу на Рудню. Одновременно Кёниг во главе своего полка направился к Новому Двору, а часом ранее Рущиц выступил с кобринской кавалерией через Пружаны на Винец. В два часа следующего дня к Рудне направилась дрогичинская милиция. В тот же день основные силы подошли к Гринкам, а Кёниг - к Порозову, откуда он разослал патрули к Зельве, Волковыску и Лисову. Рущиц, после проверки патрулями окрестностей, достиг корчмы Выгода на тракте Коссово-Ружаны. Потом он должен был выполнить дальний марш на северо-запад с целью соединения с основными силами.

   Точных известий о неприятеле получено еще не было. 27 июля под утро Сераковский вышел из-под Гринок и в тот же день остановился под Лопеницей, где стал ждать прояснения ситуации. Назавтра Кёниг докладывал из Изабелина о результатах патрулирования Зельвы, Деречина и Старого Села. Предполагаемое ранее сосредоточение русских в Вильно было подтверждено: Цицианов уже подошел, а за ним Дерфельден. Нельзя было понять лишь роль Ласси, который исчез из поля зрения разведки. В тот же самый день Сераковский был в Изабелине, 29 июля - в Зельве. Были получены точные сведения о Дерфельдене: 28 июля тот маршировал до Козловщизны, 29 июля - до Дятлова. Удавалось также отслеживать дальнейший марш Цицианова.

   В сложившейся ситуации пришел приказ от Вельгорского, который, понимая положение, стремился атаковать Дерфельдена. Но одновременно с этим Горайн донес о новых передвижениях Дивова.

   На следующий день, 29 июля, к Зельве подошла литовская дивизия Хлевинского.

Дивизия генерала Хлевинского

   Боевые качества дивизии были высокими, в ее состав преимущественно входили старые формирования, имевшие боевой опыт. Однако состояние, в котором она находилась сейчас, по сравнению с отрядами Сераковского, умевшего поддерживать образцовый порядок, оставляло желать лучшего. И к тому же далеко не образцовый пример литовского командира Хлевинского оказывал дурное влияние на офицеров и всю дивизию в целом. Этому способствовали чересчур многочисленные обозы и наличие женщин. Вооружения тоже не доставало, было много косинеров.

   Предвидя форсированные действия, Сераковский избавился от обременительного балласта в виде пешей дрогичинской милиции, отослав ее 31 июля из Озерниц обратно. Отправил он также и больных.

   31 июля польский корпус двинулся на Слоним. Там он наткнулся на войска Ласси. В 17 часов шедший в авангарде отряд Кёнига, состоявший из его полка, стрелков и двух орудий, приблизился к городу на расстояние двух километров. Его задержали неприятельские заставы, которые, однако, увидев приближение основных сил, отошли через город за Щару.

   Слоним лежит в довольно глубокой долине Щары, на левом ее берегу, в месте, где река резко поворачивает направо. На противоположном берегу реки, в развилке, образованной впадающей в нее Иссой и ее правым рукавом Копаницей, находится предместье Замостье. Щара в то время у самого Слонима имела 2 м глубины и 30 м ширины, а ее переход облегчали многочисленные броды.

   Поляки развернулись на высоком берегу долины: перед городом - коронные отряды, слева от них, вероятно, до самого ручья Волабенка - литовские. С другой стороны города, над Щарой, возле плотины и моста стоял батальон Круликовского. Мощная, из двадцати орудий, батарея расположилась в городе.

   О’Бриен де Ласси имел 4 батальона и 6 эскадронов - всего около 3000 человек. Частью своих сил он осадил Замостье, остальные развернул на правом высоком берегу долины перед лесом.

   Поляки превосходили противника своей решимостью, но русские имели преимущество в территориальном расположении, благодаря чему могли оказывать длительный отпор. Кроме того еще существовал и Дерфельден. Он уже дошел до Белицы над Неманом, когда его догнал курьер от Ласси с донесением, что на них наступает Сераковский с 18 тысячами человек⁵. Дерфельден тотчас послал на помощь генерала Загряжского с его отрядом.

   В то же время под Слонимом было спокойно. 1 сентября Сераковский обстреливал неприятеля из артиллерии, но из-за отсутствия результата это прекратил. Более слабый враг занял оборонительные позиции и ожидал подкрепления. Сераковский решил, что на этот день боевых действий достаточно. А взятие Замостья запланировал назавтра.

   2 августа в 8.30 на лугу, вероятно перед литовским флангом, было установлено два орудия, еще два при плотине и одно над прудом, образованным разлившейся Копаницей при ее впадении в Щару. Огонь этих орудий достигал мест, куда не попадали снаряды городской батареи. Они нанесли ощутимый урон защитникам Замостья, важнейшими опорными пунктами которых были большая мельница и лесопилка.

   Одновременно на правом фланге конные волонтеры перешли Щару, также Копаницу и разогнали боковые русские посты. В 16 часов русские, выведенные из терпения наносящим им урон артиллерийским огнем, которому они ничего не могли противопоставить, двинулись от Замостья по плотине в атаку. Это были два батальона старооскольского мушкетерского полка полковника Коновницына. Густо застилая землю трупами, они под перекрестным огнем польских орудий добежали до левого берега. Перепуганный батальон Круликовского обратился в бегство, а русские без боя заняли прибрежные дома. Сераковский, до этого наблюдавший за ходом событий, взял теперь непосредственное руководство в свои руки. Не без труда при помощи нескольких унтер-офицеров удержал он часть убегавшего батальона. Подошел также II батальон 5 регимента фузилеров. Неприятеля вытеснили из Слонима, а затем атаковали Замостье. Мельница и лесопилка, где оборонялся противник, были подожжены и захвачены, а предместье взято без боя.

   Примерно в то же самое время литвины, которые целый день били из орудий по располагающимся напротив них русским, конным отрядом перешли Щару. Неприятель отступил, оставив поврежденные пушки. Конные волонтеры, действовавшие на противоположном фланге, около 19 часов были усилены 4-м эскадроном конной коронной гвардии под командованием майора Шотта.

   По всей вероятности тут же, возле деревни Петралевичи, стояли под прямым углом друг к другу два эскадрона полка конных киевских егерей. Видя множество концентрирующихся поляков, они перестроились в одну линию на северо-западе деревни. Майор Шотт приказал волонтерам очистить фланговое направление будущего удара, а после этого отдал приказ атаковать. Они сломили сопротивление егерей, которых затем преследовали до самой вершины холма. И только тут, во время погони, заметили скрытый возвышенностью неприятельский батальон с двумя орудиями. Батальон дал залп из орудий и ручного оружия по раздробленным собственной погоней волонтерам. Теперь уже "не хватило сердца" полякам, и они отступили.

   О’Бриен де Ласси, опасаясь дальнейших наступательных действий Сераковского, отошел к лесу. Поэтому польская артиллерия около 8 ч вечера замолчала.

   В тот день польские потери составили около 100 раненых и убитых, а русские - 300⁶.

   В ночь с 6 на 7 августа на спящий отряд 4-го полка литовского авангарда, который беспечно стерег броды под Деречином, напали русские. Подходил Дерфельден. Утром, когда он приблизился к Слониму, поляки уже выстроились для отступления. Совместная акция обоих русских групп не принесла успеха. Непредупрежденный Загряжский слишком поздно заметил приближение своего начальника. В результате, пока переносной мост привезли к реке, пока установили его и пока войска начали переходить на левый берег, - поляков уже не было.

   Сераковский, предварительно отправив в Ружаны лазарет и комиссариат (Отделение милиции), спокойно отошел под прикрытием арьергарда Грабовского, состоявшего из конной литовской гвардии, 4-го полка литовского авангарда, 50 кобринских стрелков и 5-го регимента литовской пехоты. Грабовский вел огонь из орудий до тех пор, пока не отошел весь корпус. Только тогда арьергард начал отступление сам, успешно отбиваясь от противника, преследовавшего его на протяжении 7 км.

   Первый привал был сделан через 20 км, недалеко от д. Мижевичи. Остановка со всеми мерами предосторожности длилась 3 часа, вечером же, в соответствии с планом, разработанным еще 5 августа, Сераковский остановился в Ружанах. Но и здесь он не ощущал себя в достаточной безопасности; на следующий день, 8 августа, он был уже в Сельце, а ночь с 9 на 10 августа провел в Березе-Картузской, где задержался подольше.

   Причиной такого длительного отхода являлось наступление Дивова. В конце июля он остановился в Янове-Полесском, затем переместился в Бездеж. Если бы Дерфельден вынудил Сераковского отступать из-под Ружан, последнему мог отрезать дорогу даже своими слабыми силами Дивов, занимая сильные позиции под Березой. Именно эти позиции и не промедлил занять Сераковский. Дерфельден же остался в Слониме.

   Позиция под Березой являлась сильной. Ее основа - возвышенный полесский клин, называемый Загородьем, прикрытый на северо-востоке сильно изогнутой в этом месте Ясельдой. Через Березу, перешейком между двумя комплексами болот, тянувшихся левым берегом реки, проходил тракт из Слонима на Коссово. Восточный берег был большой, западный меньший, но по нем пролегал другой тракт из Слонима на Селец. Именно этим трактом и пришел Сераковский. Основные силы дивизии стояли в Березе. Авангард был выдвинут на несколько километров по дороге на Слоним и находился в Дедах, прикрытый болотистой Жегулянкой. Тракт Ружаны-Береза был закрыт отрядом в Сельце. Гарнизон Сельца также имел в своем распоряжении кавалерийскую группу 4-го полка литовского авангарда с целью удерживания застав и патрулирования.

   Защищенный от Дерфельдена Сераковский решил расправиться с Дивовым и 12 августа отправил с этой целью Павла Грабовского во главе 2860 человек. В тот же день Грабовский достиг Хомска. Предупрежденный об этом и находящийся в близлежащем Бездеже Дивов начал стремительное отступление, оставив полякам несколько сот фур заготовленного фуража. Вдобавок к этому был еще настигнут и рассеян его арьергард - эскадрон харьковских карабинеров. Дальнейшая погоня могла спровоцировать оказание помощи противнику из Слонима, поэтому Грабовский, исполняя приказ Сераковского, уже 15 августа вернулся в лагерь, приведя с собой 33 пленных.

   По всей вероятности в этот же день в лагерь Сераковского прибыл генерал Мокроновский, сменивший больного Вельгорского и назначеный на эту должность приказом Наивысшего Начальника [Т. Костюшко. - Н.С.] от 5 августа. Мокроновский должен был согласовать действия Сераковского с наднарвенскими и литовскими отрядами.

   В то же самое время состояние корпуса выглядело плачевно. Не хватало продовольствия, обмундирование было изношено, а боеприпасов для орудий хватало лишь на один бой. Увеличивалось число больных и дезертиров.

Отряд генерал-майора Павла Грабовского

   В 3-м полку литовского авангарда вспыхнул даже какой-то бунт, в результате которого было вынесено пять смертных приговоров, впрочем, не приведенных в исполнение.

   Своими действиями дивизии Сераковского и Хлевинского связали Дерфельдена. Несмотря на это, русские имели под Вильно значительное превосходство, которое не мог уравновесить отряд Франковского, выделенный из дивизии Хлевинского. 11 августа главная литовская дивизия под командованием только что прибывшего Хлевинского, заместившего больного Вельгорского, была разбита. 12 августа подписана капитуляция Вильно, а литовская армия начала отступление на линию Немана.

Дивизия генерал-майора Павла Грабовского
Состояние на 21 августа 1794 года

   Теперь, в связи с падением Вильно, Наивысший Начальник в рамках нового плана действий приказал обеим частям корпуса разъединиться: литовская дивизия должна была отойти под Гродно, перед коронной стояла задача прикрытия Бреста от наступающих отрядов Буксгевдена и Маркова, а также от австрийцев. Сераковский медлил с отправкой литвинов, опасаясь Дерфельдена, он писал свои предложения Вельгорскому и Наивысшему Начальнику. Опасность была настолько явной (неприятель продвинулся к Ружанам), что вынудила Сераковского 21 августа переместиться в Пружаны. Усилия Сераковского все же не были безрезультатными. Ему было оставлено то, в чем он наиболее нуждался, - часть литовской конницы и два орудия. С остальными войсками, насчитывавшими свыше 3100 человек, на следующий день Павел Грабовский вышел в направлении Гродно.

   Однако около 23 августа Дерфельден повернул из Ружан в Слоним и пошел дальше к Несвижу. Сераковский верно усмотрел в этих действиях результат какой-то диверсии в неприятельских тылах. А диверсией этой стал рейд по тылам полковника Стефана Грабовского, который отвлек значительные силы русских. Тем самым временно была устранена угроза Гродно и Бресту со стороны Дерфельдена, что в свою очередь сделало возможным продвижение дивизии Сераковского далее на юг.

   Сераковский рассылал дозоры для отпугивания мелких русских групп, заготавливавших фураж, а также для сбора информации. Он уже не первый раз вынашивал замысел ударить по Дивову, который снова пошел к Бездежу. Но его удерживало присутствие Буксгевдена и Маркова, хотя те (и это было загадкой для поляков) отступили под Ковель по приказу Суворова. Зато около 1 сентября утихомирились и отошли из-под Влодавы австрийцы. Утром 4 сентября Сераковский двинулся из Кобрина в Тересполь, дивизия туда добралась на следующий день. В Бресте их ожидал Мокроновский.

   Этот маневр проводился согласно приказам Костюшко Мокроновскому от 30 и 31 августа. В первом приказе Наивысший Начальник предписывал занять позицию на левом берегу Буга, что защищало дивизию от отсечения ее австрийцами. Другой приказ содержал уже известное нам предписание о переброске войск Сераковского под Варшаву. И наконец, приказом от 4 сентября Костюшко заставлял Сераковского идти под Гродно, так как этому городу могла угрожать опасность⁷.

   Сераковский отдыхал в Тересполе, приводя войско в порядок. Для предотвращения эпидемии, которая начала распространяться среди солдат, созвал консилиум с участием местных лекарей. В целом состояние здоровья в дивизии из-за трудных маршей по полесским болотам было плачевным. Больные составляли 10% от общего числа. С собой привезли 408 человек и еще 131 больной лежал в Высоко-Литовске.

   По этой причине воинские ряды сильно поредели, возникла необходимость восполнения недостатка людей. Было заявлено требование на 555 кантонистов. 8 сентября затребованные люди доставлены в несколько меньшем количестве, по всей вероятности, около 300-400 человек.

   Для облегчения командования были соединены в один батальон брестско-литовская милиция с батальоном Рафаловича, подобно тому, как 8 августа это было проделано со слабыми батальонами коронной пешей гвардии и 15-м региментом.

   Моральный дух войск подняло известие об успехах великопольских повстанцев. Поэтому 7 сентября был отслужен полевой молебен, а радость возвещали "сердце и пушка". В этот день появились и новые причины для радости: весть об отступлении неприятеля из-под Варшавы и вспышке восстания по всей Великой Польше и будто бы также в Силезии и на Волыни.

   За исключением высланных 14 сентября в Гродно обоих литовских орудий с 37 солдатами орудийной прислуги, численность дивизии равнялась около 5200 человек.

Дивизия генерала Сераковского
Состояние на 14 сентября 1794 года

   Кроме того в Кобрине стоял Рущиц во главе неполных двух сотен человек кобринской конницы, а сто всадников той же конницы было выдвинуто к Дивину в качестве дозора.

   К середине сентября дивизия Сераковского уже окрепла как воинская единица, набрала опыта и была приведена в порядок. Тем не менее, некоторые признаки ее формирования на скорую руку все-таки имелись: разные отряды были неодинаковы в качественном отношении и, кроме того, часть из них состояла из новобранцев.

Выход корпуса Суворова под Кобрин

   6 августа великий визирь заявил послу Екатерины II, что Турция желает сохранения мира с Россией. Войска, до этого находящиеся на турецкой границе, теперь можно было использовать для борьбы с польским восстанием. Для этого уже 18 августа граф Румянцев-Задунайский, командующий российскими войсками на Украине, приказом, изданным в своей квартире в Ташани, и Екатерина II рескриптом, подписанным в тот же день в Царском Селе, для борьбы с польским восстанием образовали новый корпус, командиром которого назначили генерал-поручика графа Суворова-Рымникского. Он в то время находился в Немирове, откуда командовал войсками, оккупировавшими украинские земли после второго раздела Речи Посполитой.

   Рескрипт императрицы предписывал прикрыть Волынь со стороны Бреста. В случае ожидаемого падения Варшавы Волынь могли атаковать вытесненные оттуда поляки. Кроме того для будущих крупных военных действий Суворов должен был закладывать большие запасы продовольствия и фуража, что свидетельствует о сомнениях в возможности окончания войны до зимы. Под командование Суворова были переданы отряды Буксгевдена и Маркова, каждый из них состоял из трех батальонов, пяти эскадронов, 250 казаков и четырех орудий, т.е. 2200 человек.

   Победитель Рымника чувствовал себя оскорбленным уготованной ему ролью, жаловался, что для формирования кордона и охраны складов есть люди более молодые. Но от возложенной миссии тем не менее не отказался. Этот амбициозный генерал видел в ней единственный случай прославить себя, к чему стремился, не считаясь ни с чем. Вероятно, он решил, что с директивами считаться не будет. Самим своим отдалением он выходил из зоны действенного командования даже благосклонного к нему Румянцева, а также не подчинялся главнокомандующему действующих против Польши войск медлительному Репнину.

   Время года было уже позднее. Если планировалось что-то делать, надо было спешить. Поэтому Суворов собрал ближайшие отряды, а дальним назначил места и сроки присоединения в пути и 25 августа с 6-ю батальонами, 20-ю эскадронами и 10-ю орудиями, всего около 4500 человек, покинул Немиров. В пути к нему присоединялись новые отряды, также прибыли донесения от Буксгевдена и Маркова, которым Суворов приказал ожидать его возле Ковеля.

   Двигаясь на Острог, 2 сентября Суворов остановился в Варковичах. Отдыхали здесь весь следующий день, чинили поизносившиеся телеги и пекли хлеб в дальнейший путь. Здесь также соединились все отряды, взятые с Украины. Главные силы в 9-дневных маршах прошли 300 км без отдыха.

   В Варковичах появились первые сведения о поляках. Сераковский и Мокроновский должны были иметь по 10000 человек каждый. Оттуда же Суворов наладил переписку с командующим австрийцев Харнонкуртом и дипломатическим представителем Шульцем.

   Дальнейший путь Варковичи-Ковель (135 км плохих дорог) был преодолен с 4 по 8 сентября. В Ковеле Суворова уже ожидал Буксгевден. Отдыхали здесь два дня. 11 сентября корпус двинулся далее, и в тот же день в Выжве к нему присоединился отряд Маркова, но без своего заболевшего командира.

   Теперь корпус Суворова достиг своего окончательного состава: 12000 человек (13 3/4 батальонов, 41 эскадрон и 39 орудий).

Корпус генерал-поручика Александра Суворова
Состояние на 11 сентября 1794 года

* К тому 21 батальонное орудие.

   Часть этих отрядов под руководством Суворова участвовала в войне с Турцией.⁸

   Достижение такой попросту убийственной скорости марша было возможно благодаря его совершенной организации: обоз уменьшен до самого необходимого минимума, ограничена была и артиллерия. Солдаты были одеты в легкие летние мундиры, а с учетом приближающейся зимы имели зимние плащи. Каждый нес провизию на 8 дней, остальное вез обоз. Учитывая это, усилия солдата должны были быть просто сверхчеловеческими - экипировка рядового весила почти 40 кг. Такое делало возможным лишь отличное моральное состояние армии, искусным создателем которого был популярный среди солдат полководец. Суворов объезжал марширующие ряды, присматривал за порядком, шутил, хвалил, журил. Он первым разглядел солдат в этих крепостных крестьянах, так к ним и относился. Его чудаковатые привычки не раз завоевывали их сердца. Этот амбициозный генерал после легких побед над турками хотел увеличить свою славу новыми успехами, в том числе над войсками европейских стран. Полководец не столько одаренный, сколько неслыханно дерзкий и энергичный, и при этом опытный, так был уверен в новых лаврах, что уже видел себя главнокомандующим русских сил в Польше: командующим своим корпусом назначил генерал-лейтенанта Павла Потемкина⁹, сам же сохранил за собой верховное командование. Суворов отдавал распоряжения, а его подчиненный Потемкин исполнял их и занимался хозяйственными делами.

   До поляков доходили сведения о победителе Рымника, но очень туманные, противоречивые, так что до последней минуты ничего точно известно не было. Они не отдавали себе отчета и в скорости его продвижения. Около 10 сентября усилилась агрессивность Маркова, казалось, дело дойдет до схватки с ним, надеялись на победу.

   Направление марша Суворова точно не было известно до последней минуты. Только лишь 13 сентября Наивысший Начальник понял, что столкновение Суворова с Сераковским неизбежно. Потому еще в полночь из лагеря на Чистом было выслано подкрепление под руководством генерала Князевича. Оно состояло из 10-го регимента (690 солдат), брестской кавалерии (320) и артиллерии, насчитывавшей 5 орудий. Князевич продвигался спешно: 15 сентября был в Станиславове, а 18 сентября уже в Седльце, но все-таки не успел.

   Самое позднее в Ковеле Суворов должен был задуматься над выбором дальнейшего направления марша. Само собой напрашивалось направление на Люблин, дающее возможность быстрого соединения с Ферзеном, однако таившее опасность от пребывания в российском тылу будто бы 20 тысяч человек Сераковского. Вместе с тем это было бы явным непослушанием рескрипту императрицы. Поэтому Суворов прежде всего намеревался подавить Сераковского, используя эффект внезапности.

   Дороги от Ковеля до Кобрина были плохими и узкими. Шли перешейками между двумя большими комплексами болот. Дожди, обильно выпавшие в то время, еще больше испортили дороги и приподняли уровень воды в полноводных реках. Авангард - три казацких полка с бригадиром Исаевым во главе, начиная с Ковеля, шел на 15 километров впереди главных сил и разыскивал наиболее удобные проходы и броды.

   14 сентября перед полуднем головная часть авангарда - 50 казаков - вышла к Дивину. Стоявший там польский дозор - около 100 всадников Кобринской кавалерии - вытеснил казаков из местечка, а его командир ротмистр Шутыньский бросил в погоню за ними 60 человек. На помощь своим поспешил Исаев с более чем сотней людей и отразил преследование. Польский дозор пытался обороняться в местечке, но был разбит. Погоня за поляками продолжалась милю. Казаки взяли 17 пленных, в том числе одного офицера, уйти смогли только около тридцати человек.

   Узнав о событиях в Дивине, Сераковский приказал Рущицу отойти и присоединиться к главным силам. Но тот решился выполнить приказ лишь ранним утром следующего дня.

   Суворов, проинформированный пленными о присутствии в Кобрине местного дворянского генерала с якобы пятистами человек, решил без промедления по нему ударить. С места привала своего авангарда - 4 км севернее Дивина - он отправил 1700 всадников (казаки и переяславский конноегерский полк). За этой группой вскоре выступили оставшиеся конница, пехота и артиллерия. Чтобы лучше использовать внезапность, было взято направление на Патрики, и 15 сентября около 5 ч утра русские с запада ударили по лагерю Рущица. Сторожевые посты едва успели по разу выстрелить, но были тут же сметены. Застигнутые врасплох поляки оборонялись отчаянно, но через час были разгромлены превосходящим противником. Из двухсот человек, которые были у Рущица, к своим прорвались едва 70 (вместе с командиром). Несколько десятков человек попали в плен, многие разбежались, остальные легли на поле боя. У русских выбыли из строя около 50 человек, в том числе казацкий полковник. В 9-м часу в Кобрин прибыла остальная часть русского корпуса.

   Суворов хотел тотчас же идти дальше, чтобы, используя неожиданность, разбить неприятеля, численность которого ему сейчас уже называли в 16,5 тысяч человек, однако усталость армии не позволяла ему это сделать. Нужно было отдохнуть и подкрепиться. Последний марш из Комарова, что под Ратно, составил свыше 60 км(!). Он был совершен всего за день 14-го и ночь на 15-е сентября, на отдых оставалось только пару часов в Дивине.

Битва под Крупчицами

   Что касается польской стороны, то 14 сентября (по указанию Наивысшего Начальника) в Гродно выехал Мокроновский, оставив Сераковскому приказ выступить против русских. Предусматривая возможность отступления Сераковского в случае натиска более сильного неприятеля, Костюшко, согласно прежней установке, предписывал отходить по направлению к Гродно.

   Сераковский не повел за собой всю дивизию, опасаясь, что во время похода в его тылу будет занят Брест. Он оставил также менее подготовленные к бою отряды. Всего на Кобрин выступило около 4000 человек (5 батальонов, 13 эскадронов и 26 орудий).

   Поляки двигались кобринским трактом на Тришин, Вычулки, Ямно, Шебрин под Бульково, перед которым остановились на ночлег. По всей видимости, по дороге они встретили разбитых под Кобрином.

   16 сентября в 6 часов утра двинулись далее. Патрули, высланные авангардом Кёнига, очищали окрестности от мелких неприятельских групп. При этом захватили 7 пленных, от которых, наконец, узнали точные сведения о противнике.

   Направляясь через Каролин и Рогозно, вероятно, в 10-м часу достигли Крупчиц, где Сераковский обнаружил выгодную оборонительную позицию. Тростяница, правый приток текущего на северо-запад Мухавца, в нескольких километрах от места своего впадения в эту реку изгибами образовывала бастион в три километра шириной и один километр глубиной. Вдоль фронтальной стороны бастиона тянулся заболоченный луг в форме треугольника, основанием которого является речка, а остальными сторонами - линии холмов; вершина треугольника смещена была чуть вправо. Лесистые холмы закрывали фланги бастиона. Напротив левого угла бастиона с противоположной стороны Тростяницы находилась деревня Ходосы. Речка везде узкая, но из-за осенних дождей ее низкие берега превратились в болота шириной 150 м, трудные для перехода. По основанию бастиона по гати тянулась дорога, вдоль которой в то время располагалась деревня Крупчицы, костел и каменный монастырь кармелитов, ныне не существующие, - все это располагалось в левой части бастиона, где дорогу пересекал кобринский тракт. Из Крупчиц тракт шел дальше на северо-восток и в километре ниже левого изгиба Тростяницы пересекал ее гатью и мостом. Другой мост находился на правом фланге при монастырском фольварке Нелоевичи. Позиция была выбрана умело, само это место обеспечивало ее недоступность (вдобавок позиция была усилена редутами). Все вероятные ходы и направления битвы были продуманы и изучены. Лобовой атаке можно было противостоять долго и успешно, зато опасность принесла бы атака неприятеля на фланги. С наибольшей вероятностью следовало ожидать удара по левому флангу, чему способствовали особенности местности. В этом случае оборону затягивать было нельзя - оставался отход, но не на Каменец-Литовский и Гродно, как того хотел Мокроновский, ибо такой отход делал невозможным направление вражеской атаки, а на Брест, где оставалась часть дивизии.

   Первоначальная расстановка войска, предписанная Сераковским ввиду приближающегося неприятеля, была произведена после изучения местности. Отряды расставлены вдоль небольших холмов, тянувшихся от левого угла бастиона до деревни Чижевщина. Левый фланг, естественно, должен быть быть сильнее. С обеих сторон тракта, по которому приближался Суворов, были размещены войска: справа поставлен батальон 18 регимента, слева - II батальон 5 регимента. Фланги, вероятно, закрывали оба эскадрона 4 полка литовского авангарда. Перед линией выставлены две батареи по шесть орудий каждая. С другой стороны Тростяницы (на тракте при корчме) для защиты моста разместили еще два орудия, прикрытых I батальоном 5 регимента. Это был левый фланг, которым командовал генерал Красиньский, здесь же находился и сам Сераковский. Центр польской позиции был настолько защищен препятствиями, что в этом месте оставалась лишь 200-метровая брешь. Далее расположилось правое крыло: батальон коронной пешей гвардии и 15 регимента с двумя батареями из 6 орудий. Фланг закрывала коронная конная гвардия. Ею командовал генерал Дионизи Понятовский. Этот фланг находился в стороне от тракта, и был защищен широкими болотами. Вся остальная часть дивизии составляла резерв под командованием Кёнига. Он стоял за Крупчицами, т.е. за левым флангом. В резерве находились: брестский батальон, соединенный с батальоном Рафаловича, а также полки Кёнига, Казановского и два эскадрона 3 полка авангарда литовского.

   Весь день 16 сентября и последующая ночь прошли для поляков спокойно. Дело доходило только до мелких стычек патрулей. Суворов, собрав весь корпус под Кобрином, выстроил его в оборонительном порядке на линии возвышенностей Патрики-Забужки-имение Мазичи, так как сам ожидал атаки подходившего к нему якобы сильнейшего противника. Когда этого не произошло ни 15 сентября, ни в последующую ночь, ни 16 сентября, Суворов постановил переменить существующую позицию на более выгодную. Оставив на месте казаков Исаева, конницей вброд, пехотой и артиллерией через мост в Кобрине он перешел Мухавец и сгруппировал корпус на сильной позиции вдоль правого притока Мухавца - речки Канины. Это принесло ему тактическую и оперативную выгоду: Исаев мог оттянуть на себя поляков, по левому флангу которых и ударил бы в это время Суворов. А в случае поражения пути отступления с новых позиций вели бы по направлению к Дивову и даже Дерфельдену, зато с левого берега Мухавца отступление было возможно только на Ковель. Там не оказалось подкрепления, а тяжелые дороги уничтожили бы корпус окончательно.

   Над Каниной Суворов находился между 20.00 и 2.00 часами ночи. Тогда же продвинулся на 3 км дальше на линию возвышенностей, на которых лежит деревня Огородники. Но перейти к наступательным действиям решился лишь в 7 часов, вероятно, по получении точных сведений о действительной силе неприятеля, меньшей, чем предполагалось ранее. Обозы под охраной пяти рот смоленских мушкетеров и двух рот малороссийских гренадеров он отослал в Малые Лепесы за Кобрин, с остальными между Черевачицами и Песками перешел вброд Мухавец, перечеркивая тем самым все возможные преимущества своего маневра. Маневр казался даже самому Суворову ошибочным, поскольку задержал решающую битву и утомил солдат, что могло пойти полякам только на пользу.

   Вскоре в Перках появился и сам Суворов. С наивысшей в окрестностях 143-хметровой точки, расположенной западнее деревни, он осматривал польские позиции и только здесь узнал действительную силу неприятеля. В 8 часов начал разворачивать корпус в боевой порядок. Войско было поставлено на линии двор Перки - Паевщина. Середину составляли 12 батальонов пехоты генерала Буксгевдена. Это были, считая справа: инфлянтские егеря - 2 батальона, белорусские егеря - 2, херсонские гренадеры - 4, азовские мушкетеры - 2 и ряжские - 2 батальона. На флангах стояла кавалерия: на правом - 26 эскадронов генерала Шевича, на левом - переяславский конноегерский полк (10 эскадронов) генерала Исленева. Резервом командовал бригадир Владычин. Резерв состоял из 5 эскадронов глуховских карабинеров, которые затем были усилены отозванными из Малых Лепес отрядами, охранявшими обозы.

   После построения россияне начали незамедлительно двигаться вперед. Опасаясь, чтобы польская конная гвардия, выдвинутая за Тростяницу, не фланкировала, Суворов бросил на нее свой левый фланг. Гвардия отошла за речку, втянув переяславцев под огонь польской артиллерии. Кроме того, не зная бродов, они вязли в болоте. О дальнейшем продвижении не могло быть и речи. Поэтому переяславцы были вынуждены отступить со значительными потерями. Точно выяснилось, что болота перед польскими позициями непроходимы для кавалерии. Тогда Суворов решил связать поляков своим центром, пехоте которого приказал провести главное наступление на левый фланг поляков, а кавалерии - обойти польские позиции с двух сторон.

   В 9-м часу пехота Буксгевдена стала перед деревней Перки, кавалерия Шевича - между пехотой и выступающим на полкилометра изгибом Мухавца, а Исленев разместился в километре с небольшим южнее деревни. Зато на восточном ее краю стоял резерв вместе с артиллерией корпуса. Маневр начинал обозначаться, русские вошли в зону обстрела польской артиллерии, которая, как всегда, действовала отлично.

   Русские приступили к исполнению маневра. От глаз поляков их заслонял лес, но трудности были сильные: на участке от Перок до Мухавца столпилась 9-тысячная масса людей, да так тесно, что не могла тронуться с места. Чтобы выйти из этого положения, на другую сторону реки были переброшены полки александрийский, мариупольский, а также половина ольвиопольских гусаров (всего 13 эскадронов), которые направились на Залузье-Савицкое, чтобы обойти устье Тростяницы и ниже его, форсировав Мухавец, через Филипповичи ударить в тылы поляков. Одновременно пехота Буксгевдена с полками черниговских и кинбурнских карабинеров, другая половина гусар и часть казаков на фланге должны были форсировать Тростяницу на участке между Ходосами и Рыковичами, собираясь, таким образом, напасть на польский фланг.

   Наибольшее значение, несомненно, имела акция Буксгевдена. Во-первых, вероятно, в 9.30 двинулись 4 егерских батальона, которым предстояло пройти самое длинное расстояние, а в 10-м часу - все остальные. Тут же рядом с Ходосами вслед за егерями переправлялись четыре батальона херсонского гренадерского полка, за ними - ряжские и азовские мушкетеры. Лишь только Сераковский заметил выходящие из леса напротив Тростяницы колонны инфлянтских егерей, а вскоре и белорусских, а далее - напротив самих Рыкович - черниговских карабинеров, как тотчас двинул навстречу им резерв, который встретил неприятеля огнем из карабинов. Главные же силы Сераковский сдвинул влево таким образом, что на место левого фланга стал правый, к которому примкнула конная гвардия, повредив охраняемый до этого мост в Нелоевичах.

   Преодоление Тростяницы представляло огромную трудность - это заняло час времени. Были разобраны ближайшие избы, брошены в болото балки, кавалерия рубила саблями кусты и мостила ими себе дорогу. Четыре батальонные пушки несли на плечах. При таком положении дел польский огонь производил в густых неприятельских рядах большие опустошения. Особенно потерпел херсонский гренадерский полк, напротив которого поляки успели поставить орудия. Картечь сметала в нем целые ряды. Два раза наступавшие смыкали ряды. В конце концов российская пехота переправилась через болота и около 15 ч заняла (егеря?) двор Малишевского, господствующий над тылами польских позиций. Почти одновременно с этим появилась кавалерия Шевича, которая выполнила дальний обход через Рыковичи на Юзефин, и также переправилась по временной гати.

   Тем временем на правом польском фланге конные переяславские егеря перешли сломанный мост под Нелоевичами и начали атаковать с юга. Неприятель был чуть ли не со всех сторон. Сераковский отдал приказ на отступление. Брестский батальон Рафаловича занимал сильную позицию и оставался на месте, остальные начали отход. Русские усилили натиск на брестский батальон, который с трудом уже удерживал свою позицию, но вовремя поддержанный огнем надежной артиллерии, выстоял. Следом за отошедшими соединениями правого фланга перешли Тростяницу отряды Владычина. Однако поляки успели сформировать из пехоты колонну для отступления с каре в тылу, обе стороны прикрывала конница: правую - эскадроны из 3 и 4 литовских полков, левую - конная гвардия и полки Кёнига и Казановского. С правой стороны полковник Мустафа Ахматович во главе литовских эскадронов отражал непрерывные атаки неприятельской кавалерии. На левой же атаку переяславцев отбил конной гвардией. Сераковский направил против наступающих конных егерей два орудия - один выстрел картечью с близкого расстояния отразил их, а отбросила дальше контратака конницы (Кёнига и Казановского?). Тем временем конная гвардия, благодаря стараниям своих офицеров и капеллана, сформировалась наново. Вероятно, лишь после 15 ч колонна полностью выстроилась и начала собственно отступление. При этом часть дивизии, отсеченная от главной колонны, отходила самостоятельно. Тракт - ближайшая дорога на Брест - для основных сил был отрезан, оставалась окольная на Богданы. Этой дорогой и двинулась дивизия, преследуемая неприятельской конницей. В километре за Богданами колонна, отступавшая в полном порядке, начала входить в густой лес, откуда огонь ее артиллерии задержал неприятельскую погоню, продолжавшуюся пять километров. Битва закончилась в 16 часов. За деревней Бараны наступил первый непродолжительный отдых, затем колонна пошла дальше на Озяты, Старое Село, Франополь, Радваничи, Заболотье, Каменицу-Журавицкую, где к ней присоединился оторвавшийся при отступлении отряд, потом через Шпановичи и Брест. 18 сентября в 5 часов они достигли Тересполя. Всего за ночь было пройдено 45 км, результатом чего явилась смертельная усталость. Расположились в старом лагере, где дивизию ожидали не принимавшие участие в походе отряды. Было доставлено продовольствие, а также пополнены потери коней в артиллерии.

   Крупчицкую битву Сераковский провел умело. Он был достоин своего противника. Его молодая армия сражалась против троекратно превосходящего неприятеля - опытного суворовского солдата - с большим упорством и героизмом, особенно пехота и артиллерия, конница, правда, не всегда была на высоте, но и у нее выпадали удачные моменты. Польские потери, по всей видимости, достигали около 300 человек. Потери русских были значительно больше.

Перевод с польского
Николая Синкевича

Ссылки:
¹ Наивысшая национальная Рада (RNN).
² Состав отряда Дивова: севский и тамбовский полки мушкетеров, также херсонский полк легкой конницы.
³ Литовская дивизия ген. Хлевинского прикрывала Гродненщину с востока.
⁴ Регимент - официальное название полка в пехоте и Гвардии армии Речи Посполитой.
⁵ В своих рапортах российские военачальники постоянно преувеличивали количественный состав неприятеля и преуменьшали свои собственные потери.
⁶ Польские источники приводят собственные потери только для коронных войск (за исключением письменной корреспонденции со Слонима - она в этом отношении туманна), и то порой заниженные. Т.Корзон (Wewnętrzne dzieje, т. VI, с.290) дает польские потери в 134 чел., соответствующего источника не нашел, но кажется, что это потери за весь период нахождения под Слонимом. Что до русских потерь - все согласны.
⁷ Нельзя исключать, что после боев с пруссаками в конце августа Костюшко в начале сентября мог ориентироваться так: пруссаки исчерпали свои возможности и наиболее активным участником коалиции становятся русские. В таком случае упомянутый приказ Сераковскому мог быть первым шагом к тому, что Наивысший Начальник переносит свое внимание на пассивного до этих пор, хотя и небездеятельного, участника коалиции.
⁸ В рукописи внимание автора карандашом pro-memoria: "Трудно сравнивать польскую армию, состоящую из новобранцев, и закаленную в боях армию Суворова, солдаты которой служили по двадцать восемь лет."
⁹ Двоюродного брата князя Григория Потемкина-Таврического, умершего в 1791 г.

Осенняя кампания 1794 года.
Из книги Станислава Хербста "Z dziejów wojskowych powstania kościuszkowskiego 1794 roku." Warszawa, 1983.
(Увеличить рисунок)