Традиционные приемы организации жилищного строительства,
строительных ремесел и промыслов на Полесье

Эта статья написана по материалам Столинского района, где исследуемые процессы проявляются наиболее ярко и протекают, несколько опережая по времени аналогичные процессы в других регионах. С другой стороны, некоторые явления, возникшие здесь, получили распространение и развитие в других полесских регионах. Поэтому такое ограничение региона исследования вполне оправдано и дает представление о закономерностях процессов в целом на Полесье.

Издавна в строительстве широко применялась толока, в которой участвовали, по возможности, все взрослые мужчины-родственники. Этот способ организации работ был характерен для всех этапов возведения жилища. Толокой заготавливали лес, трелевали его к реке, сплавляли к месту строительства, перевозили, ошкуривали, складировали. Часто на условиях толоки постоянно участвовали в строительстве 3–5 человек из близких родственников.

Хозяин долго и старательно готовился к строительству. Заранее заключался договор с мастером, если дом возводился толокой, или артелью (бригадой), если строительные работы полностью выполнялись ими. Мастер или опытный член артели участвовал в выборе лесоматериалов. Именно он определял пригодные для строительства деревья и руководил лесоповалом. Использовались обычно спелые, здоровые деревья возрастом 80–100 лет. Дерево должно быть прямым, не иметь, до определенной высоты, сучьев, не подсоченное, т.е. не использованное для добычи смолы. Предпочтение отдавалось деревьям, которые растут на песчаных пригорках. Выбор деревьев обычно производился в новолуние после морозов. Лучшее время – вторая половина января – первая половина февраля. В это время дерево – "пустое", и оно "спит".

Трелёвку и складирование бревен тоже чаще всего производили толокой. Бревна вывозили чаще всего на достаточно высокий берег реки, чтобы по весеннему паводку сплавить, связанные в плоты, бревна к месту обработки. Для сплава нанимали опытного плотогона – "плытовщика", иногда не из своей деревни. Плоты подгоняли как можно ближе к берегу и оставляли там до того времени, пока сойдет паводок. Затем лес ошкуривали при помощи лопаты или специального склобка. Если позволяло время, то его складировали и оставляли на год или больше, для того, чтобы он хорошо просох.

После лес пилили на брусья и доски. До 60-х годов 20 века, в связи с очень малым количеством пилорам, лес пилили вручную. В это время в практику строительства прочно вошел брус, а кругляк для жилых построек применялся крайне редко. К 70-м годам пилорамы стали общераспространенным предприятием, и распиловка производилась там. Технология ручной распиловки описана в литературе, и она практически везде была одинаковой [5].

Техника и технология строительства – традиционные и требуют достаточно хорошей квалификации плотников. Отметим, что, несмотря на процесс трансформации планировки полесского дома, надолго сохранились традиционные приемы организации объёмов и детали жилья. До распространения построек на кирпичных фундаментах, под углы сруба ставили толстые дубовые "штандары", по которым ложился первый дубовый венец, более широкий и толстый, чем последующие.

Раньше, при широком выборе древесины, сруб возводился из круглых бревен в углы с остатком, чаше всего – "круглы вугол", известный в этнографической литературе под названием "в чашку". Позже, при возросших объёмах строительства, подбор бревен стал затруднительным, и начали употреблять более толстые бревна, которые распускают на брусья. Начинается распространение угла "товарного" (в литературе "в охряпку"), а затем и чистого, без остатков угла, который чаще всего называют немецким [3]. Распространено мнение, что переход к чистому углу связан с тем, что он более совершенный, менее подвержен гниению и имеет более "эстетический" вид. Нужно заметить, что, по замечаниям старых плотников, "чистый угол" как раз более подвержен гниению и требует дополнительной изоляции от влаги. Именно к ним начинают прибивать наличники. Делается это вовсе не для украшения, а для того, чтобы угол не намокал при дожде. Дело в том, что дерево торцом чрезвычайно хорошо впитывает влагу, благодаря явлению капиллярности. Продольная поверхность дерева впитывает влагу в несколько раз хуже. Торец угла в этом случае непосредственно соприкасается с жилым помещением, из которого проникает тепло. Сочетание тепла и влаги и практическое отсутствие вентиляции древесины в конструкции угла создают весьма благоприятные условия для развития гнилостных бактерий. Поэтому такой угол без дополнительной гидроизоляции гниет очень быстро. Кроме того, такой угол холоднее угла с остатком, т.к. дерево вдоль волокон проводит тепло в 3–8 раз (в зависимости от породы) лучше, чем поперек волокон. Эстетические соображения начали оказывать влияние только через достаточно длительное время, когда такой угол стал общераспространенным и прочно вошел в традицию.

Поэтому переход к чистому углу можно объяснить только необходимостью использовать брус различной толщины, а также тем, что такой угол требует прямолинейной обработки дерева, что гораздо проще, чем криволинейная, которой требует технология круглого угла [4].

Процесс возведения жилища достаточно подробно описан в этнографической литературе, поэтому в данную работу его описание не включается. Отметим только некоторые обычаи и обряды, связанные с возведением жилища [3].

В начале строительства под юго-западный угол постройки, который потом становился покутьем, клали металлические деньги. Завершение первого венца отмечалось обрядом "окладин". В этот день больше никаких работ не производили. Хозяин выносил мастерам бутылку водки, которую распивали на срубе. Первому наливали главному мастеру. Он обходил все углы и проливал в каждом несколько капель водки "на удачу". Последним выпивал хозяин, “шчоб Бог сілу вэрнуў”. После этого хозяйка приглашала мастеров и толоку на обед.

Отмечались еще "ашлапiны" – перекрытие оконных и дверных проёмов, "бальковэ" – установка балок, "шчытовэ" – установка "щитов" – фронтонов. В некоторых регионах к фасадному фронтону крепились цветы или несколько веток дерева с зеленым листьем (зимой – ветки сосны или ели). Поэтому этот обряд часто называется "кветка". Почти всегда он совмещается с празднованием окончания возведения постройки – "доробщиной" [1].

Главными людьми при возведении жилища были плотники. Поэтому организация их труда, профессиональные коллективы и статус отдельного мастера-плотника заслуживают особого внимания, т. к. этот вопрос практически не рассматривался этнографами, а эта проблема представляется чрезвычайно важной и актуальной.

Выше уже упоминалось, что одним из способов возведения жилища была толока. В этом случае приглашался мастер, который должен был руководить работами и выполнять самые ответственные операции: разметку, рубку углов, "придирание" бревен и другие. С ним заключался договор, и он за свою работу получал определенную плату. Если мастер был из другой деревни, то часто ему отводился "угол", где он жил на время исполнения своих обязанностей. В таком случае в договоре особо отмечалось, что он живет на хозяйских харчах. Чаще всего такой мастер занимался преимущественно своим ремеслом, и это было источником его существования. Такая специализация чаще всего была семейной традицией, плотники были потомственными мастерами, часто чрезвычайно высокой квалификации. Видимо, это явление имеет очень глубокие корни.

Другой формой организации строительства был наём строительной бригады или артели. Такие коллективы складывались в местечках, крупных деревнях и состав их был, как правило, стабильным. Чаще всего такие артели или бригады занимались строительством от случая к случаю, оставаясь в основном крестьянами. Однако в местечках существовали и коллективы, основным занятием которых было плотничное ремесло. Многие из них в целях заработка выезжали довольно далеко от дома, и плотничное ремесло еще в 19 в. превратилось в отходничество. Поскольку этому вопросу этнографы уделяли мало внимания, то необходимо, хотя бы кратко, охарактеризовать это явление. Тем более важно, что в 50–80-е годы отходничество стало одним из основных источников экономической стабильности региона и оказало чрезвычайно большое влияние на все, без исключения, стороны жизни.

Судьба плотничного промысла на Полесье достаточно показательна. Здесь, как и по всей Беларуси, он был известен еще со времен ВКЛ. Для освещения истории развития этого промысла нужно отдельное большое исследование. Поэтому мы ограничимся только наиболее существенными моментами, характерными для 20-го века.

После революции 1917 года судьба этого промысла складывалась по-разному в различных частях Полесья. На востоке Полесья, которое вошло в состав БССР, этот промысел был подорван, с одной стороны, запрещением и уничтожением кустарных ремесел и промыслов, а с другой – выкачиванием трудоспособного, в первую очередь, квалифицированного населения на стройки пятилеток. Мощным ударом по этому промыслу было и раскулачивание.

На западе Полесья, которое вошло в состав Польши, этот промысел сохранился в виде основного или очень существенного источника существования плотничных артелей. Однако их количество также значительно сократилось, т. к. была исключена возможность отходничества на восток. Артели нанимались строить жилища и хозяйственные постройки крестьянам и горожанам, часто за весьма умеренную плату. Некоторый подъем ремесла наблюдается во время проведения камасации (выделения хуторов), а также с распространением осадничества. Однако в 30-е годы этот промысел начал ощущать сильное конкурентное давление со стороны строительных компаний. Конкуренцию смогли выдержать более или менее организованные артели, например, из Давид-Городка и некоторых других местечек и деревень. Остальные распались, а в деревне промысел начал постепенно исчезать. Разумеется, дети бывших плотников владели топором, умели кое-что делать, но применяли свои навыки только в рамках своего хозяйства или для помощи соседям или родственникам. В таком состоянии плотничное ремесло и промысел были в 1939 году.

Полтора года советской власти, перед войной, не смогли кардинально изменить хозяйственный уклад на бывших территориях "всходних кресов". Были ликвидированы польские строительные компании, а, следовательно, и уничтожена их конкуренция. Советская власть не успела их ничем заменить, это вызвало некоторое оживление плотничного ремесла и промысла. Однако война прервала этот процесс.

Послевоенная разруха потребовала большого количества специалистов-строителей, в особенности, плотников. Поредевшие за время войны полулегальные плотничные артели из местечек не могли удовлетворить потребности населения. Поэтому многие мастера из местечек организуют свои артели, которые юридически не оформляются. С точки зрения советского законодательства, это было злостным нарушением. Однако местные власти смотрели на такие вещи сквозь пальцы, ибо это была реальная возможность решить жилищную проблему без привлечения государственных средств, что было весьма существенно в первые послевоенные годы. К тому же – представители власти очень быстро поняли, что такая их позиция дает возможность, с одной стороны, держать под контролем эту артельную "стихию", постоянно угрожая санкциями, а, с другой – иметь неплохой доход в виде взяток и подношений.

Плотничное ремесло возвращается в деревню. На севере и северо-востоке Беларуси это ремесло прекратилось. Там, с начала 60-х годов, начинается массовый отток молодежи в города. Другая ситуация сложилась на Столинщине, Пинщине и Лунинеччине. Там молодежь не покидает деревню в таких массовых масштабах. Видимо, это было, в какой–то степени, обусловлено слабой урбанизацией региона, однако решающим были рыночные традиции, которые прочно вошли в этническую культуру.

С конца 50-х годов наблюдается бурный рост сельского населения в регионе, который не завершился до настоящего времени. Этот процесс шел параллельно с еще более интенсивным ростом Пинска, Столина с Речицей, Лунинца, Микашевичей и некоторых других населенных пунктов.

Потребность в строителях держится на достаточном уровне, чтобы плотничное ремесло и промысел могли нормально существовать. В начале 60-х годов начинается освоение целины. Многие семьи из региона оказались в Казахстане и Южной Сибири. Там разворачивается строительство колхозов и совхозов. Туда, в значительной степени, благодаря родственным связям, начинают выезжать на сезонные работы бригады-артели строителей. В 70-е годы "на целину" выезжает до половины трудоспособного мужского населения из деревень и местечек региона. Заработки были достаточно высокими – получалось 3–7 тысяч рублей по курсу того времени. Очень большое количество хозяйственных объектов, жилья, объектов культурно-бытового назначения было построено этими бригадами на необъятных просторах бывшего СССР. Их мастерство выросло настолько, что им поручали самые ответственные объекты, даже реставрацию памятников истории и культуры. Известно, например, что мемориальный комплекс-усадьба Григория Сковороды на Полтавщине отреставрирована мастерами из дд. Велемичи, Турское и Ольшаны.

В СССР в 70–80 годах процветала, так называемая, теневая экономика. Сезонные бригады-артели из Полесья были наиболее желанными партнерами для "теневиков", которые пытались нелегально утверждать рыночные отношения, разумеется, далеко не с альтруистическими целями. Но природа рыночных отношений не допускает односторонней выгоды. Это одновременно и выгода для партнера. Бригады-артели из Полесья сами были порождением рынка и его активным проводником. Поэтому в рыночных отношениях они чувствовали себя как рыба в воде, не бросались в авантюры, имея прочные традиции рыночных отношений, редко шли на компромисс с совестью. Видимо, поэтому регион, с честью, выдержал первый – уголовный этап становления рыночных отношений. Этот этап был просто не нужен в регионе, где рыночные отношения никогда не исчезали.

Большой интерес представляет организационная структура бригады-артели. Во главе коллектива стоял "бригадир". Как правило, это был авторитетный специалист и человек, который имел хорошие и прочные связи с заказчиками, часто за тысячи километров от Полесья. Кроме того, он должен быть известен другим авторитетным специалистам. Претендент на эту должность, кроме того, должен иметь прочную репутацию рассудительного, достаточно решительного и ответственного человека. Очень высокими были требования к моральному облику руководителя. Он должен быть достаточно честным, чтобы не присвоить себе артельные деньги, достаточно дальновидным, чтобы не допустить обмана со стороны заказчиков, следить, чтобы выпивка не мешала работе, чтобы возникающие "романы" не приводили к конфликтам с местным населением и разладу в артели. Он должен был постоянно заботиться о поддержании высокого авторитета артели. Такой претендент долго и скурпулёзно подбирал состав артели.

За несколько недель до отъезда происходило несколько собраний коллектива, на которых детально обсуждались права и обязанности каждого члена, а также размер доли заработка в соответствии с квалификацией и статусом каждого персонально. Например, многолетний постоянный член артели получал несколько большую долю, чем новичок. "Бригадир" получал права заключать договоры, нанимать квартиру, повариху, распоряжаться деньгами на "представительские" и хозяйственные расходы. Он обязан был давать подробный отчет артели о затратах, за исключением конфиденциальных: взятка, выплата доли прорабу или мастеру за доброжелательное закрытие нарядов и процентовок, другие такого же рода затраты (например, чтобы погасить возникший конфликт). Решением артели определялся также размер части заработка, который получали наличными. Остальные деньги перечислялись на счет в сберкассе на имя каждого члена бригады.

Во время сезона бригадиру подчинялись беспрекословно во всем, что касалось работы. Прислушивались также к его мнению и по вопросам отдыха, проведения личного времени, которого было немного. Почти всегда бригадир с честью исполнял свои обязанности и оставался руководителем на протяжении нескольких лет. Постепенно такие коллективы становились стабильными, между их членами налаживались близкие отношения и на родине.

Массовый выезд строителей-отходников из Беларуси, особенно из Полесья, на первых порах приводил к складыванию случайных коллективов, где руководителем иногда мог стать чрезмерно самоуверенный, даже авантюристического характера человек. Но такие "бригады" либо распадались, и в этом случае их члены присоединялись на определенных условиях к другим коллективам, а то и возвращались домой, либо вынуждены были учиться на примерах прочных коллективов и собственных ошибках. Часто через 2–3 года эти коллективы почти невозможно было отличить от давно сложившихся.

Показателем жизнеспособности и успеха артели было желание других людей стать ее членами, а также складывание артельной традиции. Это свидетельствовало о перерастании этого объединения в консорцию, которая, как известно, играет важную роль как носитель варианта культуры [2].

Заслуживает также внимания сам принцип организации и существования рыночного института – отходничества, в особенности, в окрестностях г. Давид-Городка, при активных попытках властей уничтожить любые проявления рыночной активности. Проявление рыночной экономики в виде артельного отходничества было тем "подвижным в неподвижном", что позволило сохранить жителям региона экономическую самостоятельность и человеческое достоинство в чрезвычайно неблагоприятной этому обстановке.

Отметим еще одну важную особенность: и традиционные приемы возведения жилища, и способы организации строительных работ не только обеспечили нормальное воспроизводство такого важного элемента этнической культуры, как жилище, но смогли выработать и сохранить элементы рыночных отношений. Они позволили полесскому варианту этнической культуры восточных славян не только сохраниться, получить дальнейшее развитие за счет внутренних ресурсов, но и оказать значительное влияние на другие этнические культуры – славянские и неславянские.

1. Архіў Інстытута мастацтвазнаўства, этнаграфіі і фальклору НАН Беларусі, фонд 6, справа 14, арк. 99, 100, 101.
2. Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. Ленинград, 1989.
3. Е.Э. Крестьянские постройки русских, украинцев и белорусов // Восточнославянский этнографический сборник: Очерки народной материальной культуры русских, украинцев и белорусов в ХІХ – начале ХХ в. Москва, 1956.
4. Жлоба С. Еволюція традиційного поліського житла // Полісся етнікос, традиції, культура. Луцьк, 1997. С. 37–49.
5. Жлоба С.П. Этнаграфічны нарыс: жыллё і гаспадарчыя пабудовы // Памяць. Брэсцкі раён. Мінск, 1998. С. 494-497.

Александр Жлоба, Сафроний Жлоба