Берёзовский островок на западе Польши. Гістарычная брама №1 (32), 2025 г.

В середине XX века Березовский район понес огромные человеческие потери, напрямую связанные со Второй мировой войной. Но есть и еще одна, малоизвестная, но значимая страница этого явления – послевоенная эмиграция свыше 13 тысяч поляков. Большая диаспора выходцев из Березовщины до сих пор живет на западе Польши. Желание познакомиться с ними вылилось в организацию первой этнографической экспедиции в Зеленогурское воеводство. Проводником на местности выступил Павел Товпик – сын эмигрантов из Березы, который пишет докторскую диссертацию на тему демографии и генеалогий Березовщины.

Скансен

Охла – одна из деревень, практически полностью заселенная березовскими переселенцами, в этом году она вошла в состав Зелена Гуры. Тихая и умиротворенная, с типично немецкой архитектурой, встречается фахверк.

Знакомство с историей переселения мы начали со скансена (музей под открытым небом), расположенного на 13 гектарах на окраине деревни. Директор скансена Ирена Лев – очень увлеченный своим делом человек. Сейчас в ее ведении более 80 построек, в том числе из камня, заключивших в себе историю и все достижения этих земель. Скансен финансируется из европейских фондов, но у пани Ирены слишком много идей по его развитию, поэтому она расширяет, как у нас сказали бы, «платные услуги», причем подходит к этому в высшей мере творчески, и в результате музей под открытым небом стал заметным культурным и развлекательным центром, в том числе и для иностранных туристов.

Директор скансена Ирена Лев и Сергей Куликовский.

Сотрудница скансена Барбара Затварницка, Сергей Куликовский, Николай Синкевич, директор скансена Ирена Лев.

Переселенцы из различных восточных областей былой довоенной Польши обновили жизнь в регионе. Здесь, словно в котле, смешались самые разнообразные культуры. Их изучением также занимаются в скансене. Одна из последних идей пани Ирены, которая сейчас находится в разработке, – выставка народных костюмов иммигрантов и их ткацкого искусства. Среди 15 женских манекенов есть и наш, полесский. К каждому костюму прилагается звуковое сопровождение, причем не в сухой академической форме, а в виде занимательных историй, написанных на заказ одним из местных писателей. Кроме березовской одежды в скансене хранится и приличная коллекция разных предметов быта, привезенных сюда нашими земляками в 1945 году. В дальнейших планах директора – приобретение и установка типичной полесской хаты со всем ее внутренним убранством.

Коренные березюки

Следующая встреча – с последними в Охле коренными березовчанами. Кароль Антонович Петерлейтнер и Вацлав Александрович Товпик – из Березы, Ян Иосифович Повхович – из д. Новоселки. Ухоженные старички в костюмах и при галстуках. Все выехали в Польшу в 1945-м в возрасте около двенадцати лет. Потом, конечно, навещали родину. Первый раз – Вацлав со своим уже умершим братом Никодимом в 1968 году. Потом все вместе – в 90-е, когда в Березе строили новый костел. У них в Беларуси оставались родственники, переписывались, очень редко встречались, теперь они умерли, и последняя ниточка оборвалась. Старички ностальгически перебирают старые фотографии Березы и живо интересуются настоящим состоянием дел: сколько в Беларуси стоит доллар и сколько бутылка водки? Какие средние зарплаты? Есть ли работа? Какие существуют предприятия? Как там речка Ясельда? Что сейчас в Красных казармах? Хорошо помнят березовский период своей жизни.

Вацлав Товпик (1931 – 2022), Ян Повхович (1932 – 2019), Кароль Петерлейтнер (1932 – 2018). Вацлав и Кароль – из Березы, Ян – из д. Новоселки.

Повхович: – Перед первым мая полиция закрывала местных коммунистов, а Первомай пройдет – выпускала. Помню, как в 39-м пришли Советы. Богатеи встречали их криво, а некоторые из белорусов – с букетами. Русские, которые пришли в 39-м, были неплохие. Плохими были местные сыщики, доносили на нас. Мы учились в школе на польском, а с 1939-го перешли на белорусский. Обычно же говорили и на польском, и по-нашему. (Они до сих пор говорят так. – Н.С.) В школу ходили даже при немцах, она тогда размещалась в еврейских хатах, по дороге на кляштор, в трех домах. Потому что городскую школу немцы забрали под жандармерию.

Старики многое могут рассказать о жизни в период войны. У Яна Повховича отец работал машинистом, потом рабочим на водокачке в Блудне. Поехал в Брест в командировку, а тут налетели немцы, и пуля попала ему в руку.

– На территории казарм со стороны Новоселок немецкие самолеты расстреляли двух красноармейцев. Мы пасли коров и видели. Два самолета: один с одной стороны, второй – с другой, чтобы за деревьями не прятались. В оккупацию расстреливали в дуброве, за австрийским кладбищем, там раньше закапывали умерший скот.

Рассказывая о причинах, побудивших уехать, Ян Повхович начинает издалека:

– В Новоселках полдеревни было Позняков, второе место занимали Повховичи (семь семей), практически все работали на земле. Людей забирали на работы. Первый раз, в 1940 году, отца и еще троих из деревни забрали на Мухавец на строительство канала. Там было мелко, баржи не могли ходить, они углубляли канал. Вернулись домой с расчетными листками, а за деньгами надо было ехать в Брест. Те трое написали доверенность, чтобы деньги выдали отцу. Он один и поехал.

В Бресте из заработка высчитали еще за еду, ночлеги и даже поломанную лопату. В итоге за полгода работы зарплата четверых человек составила столько, что не хватило на билет на поезд одному. Поэтому вернулся автостопом. Второй раз в составе этой же четверки отец был на работах в Минске в 1944 году. А назад билеты продали только до Барановичей. Как сказали в кассе, от Барановичей – это Польша. В Бара-новичах пришлось покупать билеты до Березы.

Отца в армию не забрали, ему было уже за 50. А молодые охотно шли в Войско Польское. Их сортировали в Барановичах. Ходил в костел – значит, пойдешь в Войско Польское.

Когда мы оформлялись на переселение, к отцу были претензии, что Повхович – это не поляк, белорусская фамилия. Но у отца была справка о крещении в костеле.

С одной стороны, нам было жаль домов, земли, но с другой, мы были счастливы, что нас в Сибирь не повезут. Вот этого мы боялись. Мою сестру и швагера перед войной вывезли в Новосибирск. Еще два дня – и поехал бы на Сибирь очередной эшелон, но началась война, и мы уцелели. Мы не были кулаками, обычные крестьяне.

Коня, корову, свиней – все в вагоны. Поездами из Берлина ехали советские солдаты, а чтобы вагоны не возвращались порожняком, вывозили поляков.

Петерлейтнер: – Мы там все свое бросили, тут заселились в немецкие дома. Боялись колхозов и что у нас отберут землю. Чем мы тогда будем заниматься? Такая наша ментальность. На сколько мы уезжали, не знали. Ходили слухи, что будет война между Англией, США и СССР, и нас потом вернут назад.

Но назад возвращались единицы. Семья Букача, например, вернулась. Когда мы приезжали в Березу, навещали его на Татарской улице. А наш дом стоял на ул. Селецкой, №20.

И когда я пришел посмотреть, что там и как, в нем жили незнакомые мне люди. Я им представился. Они очень удивились. Показали мне дом, я рассказал, как дом выглядел раньше:

«Тут комора была, тут кухня...». Теперь все было уже по-другому. Потом я попросил у них разрешения набрать немного земли с участка. Они дали мне слоик, я набрал земли, она до сих пор у меня хранится.

Собеседники узнают, что я из Блудня, и тут же вспоминают свои взаимоотношения с блуденцами.

Петерлейтнер: – Место за кляштором называлось Колдзилово. Блуденцы имели больше площадь, но березюки там подпасывали. Завязывались драки с киями. Когда блуденцы хотели разжиться на кляшторе амуницией, там после войны был военный склад, мы их с киями прогоняли.

Повхович: – В те времена мы были пастухами, а блуденцы не пускали нас на свое поле возле Кречета. Ну, мы с киями и бились за пастбище.

Бывшие березовчане люди в большинстве трудолюбивые, и на новом месте наладили быт, продолжали заниматься все тем же крестьянским трудом. Но с каждым поколением все больше уходили от традиционного занятия.

Товпик: – Мы немного были разочарованы, когда в 50-е годы в Польше начали делать колхозы. Зачем нам эти колхозы? Мы же от колхозов уезжали. Я стал бухгалтером, Ян механиком, а Кароль электриком.

– Как налаживались отношения с местными поляками?

– Мы, восточники, задиристые, дружные, себя в обиду не дадим. Так что нас побаивались.

– Сейчас вы чувствуете себя уже местными или по-прежнему приезжими?

Повхович: – Большей частью уже привыкли и обжились, но душа и сердце наши – там. – И спрашивает меня:

Петерлейтнер: – Можешь возвращаться на свою родину (смеется).

Повхович: – Не могу даже навестить, года уже, и нет здоровья. Пять раз я там был...

С ними можно говорить долго, но время ограничено.

– По Березе скучаете? – задаю я провокационный вопрос.

Петерлейтнер: – До сих пор. В Березе мы жили бедно, но весело.

Мы с Вацлавом Товпиком еще долго рассматриваем пачку фотографий Березы 1968 года, сделанные его братом. Некоторые улицы и места города значительно изменились с тех пор и уже с трудом поддаются иденти-фикации. Потом он достает несколько семейных фото дореволюционного периода с бравыми военными и нарядными паненками и называет их по именам. Удивительная вещь человеческая память...

Малецкие: «Очень хотелось вернуться»

Владимир и Мария Малецкие живут рядом с костелом конца XIII века. Вся крестьянская семья Малецких в составе матери, дедушки, бабушки, четверых детей жила в Березе на улице Татарской и выехала в Охлу в 1945-м. Глава семейства умер в 1936 году.

Уже в Охле Владимир познакомился с Марией Веремейчик из д. Ястребель, а потом и женился на ней.

Самые яркие впечатления Владимира, пожалуй, о войне:

– Немцы вешали партизан на столбах в Березе и наших людей сгоняли смотреть. Два раза сгоняли к Красным казармам, потому что партизаны заложили где-то в пекарне мину. Всех людей: мужчин, женщин, детей – согнали к казармам и держали на плацу, стоял плач, лямант. Это продолжалось целый день.

Владимир помнит два таких случая. Жена подтверждает, что такое же было и в Ястребеле. Партизаны что-то сделали – всю деревню сгоняли к дому солтыса, и люди босиком там стояли.

Владимир: – Немцы обязывали местное население дежурить на железнодорожных путях, брали даже из деревень. Каждые 300 метров ставили человека, партизаны все равно умудрялись закладывать мины. Потом немцы забирали нас на рытье окопов.

Кого только не было тогда в Березе! А среди мадьярских солдат были даже евреи. Но немцы не имели права их трогать. Мадьяры были бедные, коней имели паршивых. Ведет один по улице 5-6 коней: «Купи коня!» Или менял на курицу. Украинцы ехали на фронт на возах целыми семьями: автоматический карабин, пара коней, жена, дети разного возраста. Одеты были в цивильное. Заезжали во двор и брали все, что хотели. Воевали за вольную Украину. И литовцы были в немецком войске.

Мария: – Но наихудшие были те, что носили на форме черепа.

Владимир: – После войны я приезжал в Березу. Нашего дома не было, он сгорел. Перед отступлением немцы жгли Березу, а жители строили себе укрытия. Выжгли очень сильно. Весь центр сгорел, включая деревянный рынок. Один старый человек вышел просить, чтобы не сжигали дом, но его сразу застрелили. Шоссейный мост через Ясельду разбомбили, а железнодорожные пути уничтожили специальным паровозом – он ехал и выворачивал шпалы и рельсы.

Мария: – Мы, родители и четверо моих братьев, выехали последним поездом, после нас сюда уже никто не приезжал. Отправились мы 5 мая со станции в Блудне, а прибыли сюда 5 июня. Зеленый свет давался военным поездам, а мы уже двигались как получится. Месяц жили в поезде. Всего из Ястребеля выехало пять семей поляков, белорусов не пускали. Очень хотелось вернуться назад. Мы не думали, что приехали сюда навсегда, и рассчитывали вернуться. Потом восемь раз ездили в Беларусь: в свою деревню, в Минск, к родственникам. Мне до сих пор шлют письма из Минска.

На мой вопрос, помнит ли он кого-то из тех, с кем вместе ехали в Охлу, Владимир называет фамилии Повхович, Прилуцкий, из Блудня – Хадрысяк, Тюшкевич, Лопурко, Чиж.

Друзья деревни Охла

Товарищество друзей деревни Охла объединяет людей, которые налаживают контакты и организуют поездки на родину своих предков – в Беларусь, страны Балтии, Украину, а также сотрудничают уже и с немцами – бывшими местными жителями. В товариществе состоят поляки из Березы, Украины и других регионов Польши, и даже лужицкие сербы. Руководи-тель этой общественной организации – Тадеуш Христович – единственный, кто родился еще там, на территории «кресов», в Щучине. Остальные – дети переселенцев.

Нас уже ждет компания в саду в уютной беседке Тадеуша за накрытым столом.

Слева направо: Павел Шимон Товпик; Клаус Земиш; Фриц Кшаммер; Роман Цесьлевич; Чеслав Смолиньски.

Слева направо: Павел Шимон Товпик; Клаус Земиш – лужицкий серб из Дренов (коммуна в Германии, в земле Бранденбург); Фриц Кшаммер – лужицкий серб, в 1994 – 2012 гг. был бурмистром коммуны Дренов, где тогда еще жило много переселенцев из Охлы, а сейчас проживают некоторые их потомки; Роман Цесьлевич из Охлы, который первым установил контакты с былыми немецкими жителями Охлы; Чеслав Смолиньски (1946 – 2021), тогдашний солтыс Охлы, погиб в автокатастрофе.

– Ежы Позняк – из Березы, – представляет хозяин первого собеседника, грузного мужчину в темно-синей майке.

– Не Береза, а Новоселки, – поправляет Ежи на неплохом русском, но с акцентом. – Жили мы на хуторе вблизи деревни, сейчас на том месте дорога. Я родился тут, как мои сестра и брат. От родителей слышал о Березе и ездил туда много раз. Мы знаем Березу как Охлу. Родители уехали в 45-м: отец Юзеф, мама Ева, дед по отцу Габриэль и дед по матери Адам. Всего в Охлу приехало восемь семей с фамилией Позняк. Моего отца двоюродные на Беларуси остались. Для меня они все уже совсем далекие. Тетя в Новоселках живет, тоже Позняк...

– Мою маму в девичестве звали Юзэфа Малецка, по замужеству Смолиньска, как и я. Отец с Тернопольщины. Я родился тут в 1946 году. Наш дом был на улице за универмагом, на Татарской. Маленькая хатка голубого цвета недалеко от кладбища.

– Ежи, вы откуда русский так хорошо знаете, родители научили?

– Нет, со школы. Полтора года мы учили немецкий, потом из России приехал учитель, и мы стали учить русский. Многие годы изучение русского языка в Польше было обязательным.

– Может быть, у вас осталась какая-то семейная реликвия из Березы?

– Нет, во время войны от бомбы сгорел наш дом, который построил еще прадед. А мать, ей тогда было 14, работала в немецкой военной комендатуре, и благодаря этому удалось договориться о заготовке леса. Этим уже занимался дед. Работал даже за коня, сам таскал бревна из лесу на новый дом. У моей бабушки был тут новоселковский строй (костюм), но кому-то из школы одолжила, и назад он не вернулся.

Шестеро мужчин шумят, каждый, включая лужицких сербов, хочет рассказать свою историю, и то и дело предлагают выпить за встречу, за знакомство, за дружбу.

Я тоже достаю бутылку песковской водки. Они удивлены и засыпают меня вопросами о нашем спиртзаводе.

Жизнь порой принимает неожиданные повороты. Немцы, выселенные из Охлы и других деревень, влекомые ностальгией, тоже стали приезжать сюда, чтобы увидеть свои дома и участки, грустить и предаваться воспоминаниям.

– На первую встречу былых жителей Охлы с нами приехало около 200 человек, – рассказывает Тадеуш Христович. – И у нас с ними даже установились приятельские отношения. Ведь и они, и мы вынуждены были покинуть родные места и теперь находимся в одинаковом положении. Раз в год на местном кладбище, где были могилы их предков, проводим совместные экуменические встречи, потому что они протестанты, а мы католики.

Лишь с наступлением вечера нам удается покинуть гостеприимную беседку, и мы успеваем еще на местное кладбище. Кладбище состоит из двух частей. Одна – луг, в середине которого стоит обелиск и собрано несколько уцелевших немецких надгробий. Уцелевших – потому что в 1960 – 80 гг. это кладбище было постепенно уничтожено. К памятному обелиску и приезжают теперь потомки живших здесь немцев. Вторая часть – новая – открыта уже переселенцами во второй половине 1940-х гг. И процентов 80 фамилий на памятниках березовские и пружанские: Бортновские, Углики, Олихверы, Радчицы, Мизевичи, Малецкие, Стацевичи, Белевичи, Якушики, Марчени, Билибухи, Радзивонские, Шидловские, Повховичи, Войтеховские, Витковские, Чижи, Бродко, Хоцяновские, Богуши, Товпики, Янковские, Позняки...

Полесский дом

Поздно вечером, преодолев 70 километров, мы приезжаем в деревню Бялкув и ужинаем у фермера и одновременно солтыса деревни Еугениуша Нипарко. Пан Еугениуш предстает перед нами в добротном, старинной работы белом кожухе. Специально надел, похвалиться. Кожух отцовский, аутентичный, сделанный на далекой родине и являющийся сейчас семейной ценностью. Пока жена Еугениуша Еанна накрывает стол, есть время побеседовать.

– Мои родители жили в д. Михновичи на хуторе, – рассказывает Еугениуш. – Имели земли около 20 гектаров. Дед два раза ездил в Америку и за заработанные там деньги покупал землю. Мои только пару лет пожили на том хуторе, как настал 1939 год. Когда ездили с отцом проведать родину, он мне показал место нашего хутора – там росло колхозное жито.

– Сами выбирали, кто где хотел жить. Ехали поездом через Варшаву, Познань. Из Познани могли ехать прямо, направо, налево. В эшелоне был лесничий, у которого имелись немецкие карты. Он посмотрел, зелень – прямо. Значит – туда, в лесу выживем. Доехали до большой станции Жепин, а оттуда до Цыбинки. В Цыбинке кончились пути, и всем велели освобождать состав. Отцепили паровоз. Но люди пару дней сидели в составе, не хотели здесь выходить. Надеялись, что найдется какой-нибудь паровоз и затянет в лучшее место. Пусто здесь было. Но пришлось выходить. Земля оказалась чуть лучше, чем в Михновичах.

Ночуем мы в Полесском доме, в переводе на наши реалии его можно было бы назвать Домом культуры, но раз все жители деревни полешуки, то и дом – полесский. На втором этаже здания гостиничные номера. На первом – музей Полесья и несколько помещений разного назначения. Из одного несется дискотечная музыка – кто-то из местной молодежи громко отмечает «восемнастку» – наступление восемнадцатилетия.

Утро мы проводим в музее Полесья. С нами Еугениуш и председатель общественной организации «Товарищество любителей Полесья и Бялкува» Мария Добрыневска, в девичестве Веришко, родители которой из д. Петелево.

Музей поражает собранием книг о Полесье, документов, фотографий и экспонатов, многие из которых я не видел даже в наших музеях. Вот галоши (постолы), сделанные каким-то умельцем из автобусной покрышки, – в тяжелое послевоенное время многие ходили в таких. Вот самодельный чугунок, отлитый другим умельцем из металла сбитого самолета! Настольная гильотина для нарезки табака. Два водительских удостоверения – на вождение авто и велосипеда(!), выданные в начале 1930-х в Брест-Литовске Роману Синкевичу. Подробнейший план земельных участков д. Петелево. Обнаруживаю здесь и портретную галерею солтысов Бялкува послевоенного времени, все они – наши, березовские.

Еугениуш Нипарко в отцовском кожухе из д. Михновичи Березовского района.

Полешуки – солтысы Бялкува.

Солтысы Бялкува: Адам Радкевич и Казимир Красней.

Сельхозорудия, привезенные переселенцами из Березовщины.

– Списки жителей Бялкува с указанием года и места рождения на Березовщине.

Музей в Полесском доме. Сергей Куликовский, Еугениуш Нипарко, Павел Товпик.

Еугениуш Нипарко, Павел Товпик, Николай Синкевич у дома Еугениуша в д. Бялкув.

На участке возле Полесского дома деревянная сцена, стодола – огромный сарай, и хлев поменьше. В обоих собрание сельскохозяйственных орудий, начиная с трепачек для льна и заканчивая телегами – все это тоже завезено из Березовщины. Чуть поодаль – основание для ветряной мельницы.

– Хочу еще перевезти сюда настоящую хату с Полесья, – делится планами Еугениуш.

– С Белосточчины было бы удобнее, и хаты похожи, – предлагаю ему вариант попроще.

– Но мы же, полешуки, легких путей не ищем, – хитро щурится собеседник.

Еугениуш живет в добротном каменном немецком доме (отсюда и сейчас всего 7 км до немецкой границы) с архитектурными изысками. У него 200 гектаров земли. На улице у ворот информационный щит «Земледельческое хозяйство Еанны и Еугениуша Нипарко» с табличкой рядом «Солтыс».

А на воротах предостерегающая надпись, с намеком одновременно на суровый нрав и чувство юмора хозяина: «Внимание! Нежелательным лицам (инспекторам и контролерам всех мастей) на территорию семейного земледельческого хозяйства без моего согласия вход строго запрещен. Ст. 23 Конституции РП. Еугениуш Нипарко».

На память из гостеприимного Бялкува увозим диск местного фольклорного коллектива «Крыниченька» с полесскими песнями, фанатский шарф здешней футбольной команды «Полесье Бялкув» и две бутылки полесского самогона.

Печаль и очарование Полесья

Нех, нех на Полесье,
Тен песенке эхо, эхо несе
До коханой тей Березы,
Гдзе мой дзядек, ойцец лежы...

Жалостливая песня женского ансамбля «Мыцелинянки» берет за душу. Последняя наша встреча в таком же Полесском доме, но уже не с музеем, а со спортзалом, в деревне Мыцелин.

Жители Мыцелина – потомки переселенцев исключительно из Березовщины: Марьянова, Углян, Дягельца, Сигневичей, Песчанки, Здитово, Подосья, их и в округе до сих пор называют березяками. Фамилии собравшихся людей тоже наши: Марек Позняк, Регина Позняк-Вечерко, Мария Ярович-Богуш, Регина Головко-Верховец, Ядвига Марченя-Ярович, Ядвига Ярович-Цегельник, Казимера Савчук-Головко и Вальдемар Головко – солтыс деревни.

Встреча в д. Мыцелин: ансамбль «Мыцелинянки», справа Марек Позняк.

Известность деревне принес ансамбль, исполняющий полесские песни.

– Мы начали петь по предложению местного ксендза и организовали «Мыцелинянки» в 1999 году, – с воодушевлением рассказывает пани Регина Позняк-Вечерко. – И выступали сначала в белых блузках и черных юбках. Но потом решили: раз уж мы происходим из Полесья, то и песни должны исполнять наших бабушек. Кроме того, у каждой из нас дома в скрыне хранилась юбка-поперечка, так мы оделись в березовский строй. Поехали на один фестиваль, другой, и даже в международных участвовали. Наши песни и наши костюмы – ни у кого больше таких не было – стали пользоваться большим успехом. «Спевайте наше!» – просили нас люди. Два наших друга – поэт и музыкант – написали нам песню о Березе «Zal Роlesia» («Печаль Полесья»). С этой песней мы занимали первые места. Если бы моя мама была жива, она бы плакала от нее. Но полесские песни с любопытством слушают наши внуки, им это тоже очень интересно.

Марек Позняк не на шутку увлечен родиной предков:

– Меня Полесье очень интересует. Пока были живы деды, они мне кое-что рассказывали, и это были очень интересные истории. Дед Кухарчик говорил, что его семья не уехала в Сибирь только потому, что началась война. Дед Позняк рассказывал, что, когда его попытались забрать в Красную Армию, он отказался, сославшись на то, что является не русским, а поляком, полешуком. И его отправили в Войско Польское. Родина предков меня очень интересовала и еще больше интересует сейчас. Пропаганда утверждала, что Полесье жило бедно. Сейчас есть доступ к довоенной литературе. Одна американская путешественница была в Варшаве на конференции в 1936 году. Узнала, что в Польше есть место, где женщины стройны и красивы, а люди живут в согласии с природой. Она объездила весь свет, бывала в Амазонии, но, когда приехала на Полесье, сделала альбом снимков и была восхищена тем, что в Европе есть такой край. Я не мог понять, когда дед рассказывал, что вода разливалась до горизонта. Я был там в 1987 году, уже после мелиорации, и не мог этого осознать. Откуда взяться воде? Пока не увидел довоенную карту. И тогда все понял. Фактически все Полесье было в болотах. А по многим местам люди могли передвигаться только зимой, по льду. Месяц назад умерла моя бабушка из Марьянова. Я родился тут, но меня тянет туда, в край моих предков.

Марек спрашивает меня, есть ли сейчас в Брестской крепости упоминание о польской обороне 1939 года? Его родные – деды Кухарчик и Верховец – служили в Брестской крепости и обороняли ее тогда от немцев. В 1987 году на экскурсии по крепости он спросил об этом у гида. Гид ничего не мог ответить. Я удовлетворяю интерес Марека: да, экспозиция об обороне 1939 года уже есть.

Затем Марек переводит разговор в гастрономическое русло, спрашивая, есть ли у нас до сих пор сало? Во время посещения Беларуси ему удалось его попробовать: «Лучшего сала я не пробовал в жизни! Такое не купить в магазине!» А затем он сам как-то угостил друзей салом, приготовленным по полесскому рецепту. Они были в восторге и пришли к мнению, что это лучше белого шоколада. Марек поражает знанием подробностей: сало должно быть из домашней и осмаленной свиньи.

Потомки переселенцев хорошо знают и любят свою кухню и наперебой перечисляют блюда: наливки, кумпяк, товканица со скварочками, молоко кислэ, льняное семя – и это наша полесская традиция, сейчас тоже в Польше масло изо льна давят.

– На праздник Божого нарождения должен быть кисель из овса, – продолжает Марек. – Бабушка рассказывала, как еще в жерновах мололи овес и заквашивали тот кисель. Вот откуда выражение «десятая вода по киселю».

Далее собеседники вспоминают и другие, знакомые с детства слова: оброть, бусел, дэркач... У них до сих пор хранятся кое-какие вещи, уже реликвии, – качалко, биянка, а многое пропало, потому что эти вещи скупали коллекционеры.

Люди вспоминают, как здесь обустраивались и жили, по сути, общинным строем. Уборка зерна, копание картошки – все это делали вместе, сосед помогал соседу. Своего зерна переселенцы не имели. Но тут нашлись засеянные немцами поля. И хотя на дворе стоял октябрь, удалось убрать и зерновые, и свеклу, и картофель.

Фольклорный ансамбль «Мыцелинянки» в березовских строях. Фото из архива ансамбля.

Одна из женщин пересказывает услышанный от своих родителей рассказ об их отъезде в Польшу:

– Уже сидим в поезде, должны скоро отъезжать, как бежит тетка: «Оей, пождиэтэ! Я вам нэсу коробочку масла!». Другая баба бежит – хлеб нам горячий несет на дорогу. Люди не знали, куда мы едем, что нас там ждет и будет ли что поесть. Односельчане, которые оставались, были православными. А католиков пописали – и уходите. Но все мы в деревне были свои. И православные несли нам лучшие вещи, меняли на наши: «Вот вам лучшая скрыня, у вас слабая». Давали зерно, еду. Везли мы с собой и голубей, и кроликов, и свиней.

Все мы из семей земледельцев. Но на Полесье каждый крестьянин еще владел ремеслом. Кто-то был швец, кто-то делал обувь, упряжь и т.д. Практиковалась взаимовыручка, и деревня была самодостаточной. Так мы продолжили и тут. Когда не было телевизора, собирались в одной хате, ужин допоздна, говорили, пели песни. Было весело. Сейчас этого не хватает. Была у нас деревня крестьянская, люди держали много живот-ных: овцы, свиньи и т.д., на копку картошки забивали барана, а еще пройдет немного времени – и коровы не увидим.

– Дед рассказывал, когда они жили в Марьянове, Пасху отмечали три недели. Сначала еврейскую. Евреи нанимали в помощь христиан, потому что всю пасхальную неделю им запрещалось работать. Потом православные праздновали вместе с католиками католическую Пасху и наконец все вместе православную.

А один дед из переселенцев имел фамилию Вечерко. Когда сюда приехали, чиновники предложили ему записаться как Вечерек, многие фамилии таким образом упрощали. Но дед воспротивился и сказал, что хочет остаться Вечерко. Эту фамилию сейчас носят его внуки.

Пропаганда твердила, что мы репатрианты. Никакие мы не репатрианты, а выселенцы. И мы выселенцы, и эти немцы, в домах кото-рых мы живем.

1. Мария Ярович, 2. Регина Позняк, 3. Ядвига Ярович, 4. Ядвига Марченя, 5. Регина Головко, 6. Вальдемар Головко, сидят (слева направо) Павел Товпик и Марек Позняк.

«Мыцелинянки» дарят мне на прощание свой альбом «Polesia czar» («Очарование Полесья») и поют несколько наших песен. И все они, даже весёлые в оригинале, звучат с ноткой грусти.

Великое переселение

Павел Товпик, который не один год исследует тему послевоенного переселения польского населения из Березовского района, раскрывает некоторые его подробности:

– В сентябре 1944 года правительство СССР вместе с созданным в Москве Сталиным Польским Комитетом Национального Освобождения заключило соглашение о переселении польского населения из бывших польских областей, вошедших в состав Украинской, Белорусской и Литовской Советских Республик. Согласно ему, в 1945 – 1947 гг. только из Березовского района было переселено в Польшу 13305 человек (4,85% всех репатриантов из восточных пограничных районов). Каждая семья могла взять до двух тонн багажа. Таким образом, почти все имущество оставалось, а с собой брали лишь самые необходимые вещи как, например: одежда, основные сельхозорудия, а также, если владели, по одной свинье, корове и лошади. Большинство предчувствовало, что уезжает навсегда, не зная, однако, куда они едут и что их ждет на новой земле.

Процессом переселения занималось польское Государственное управление по репатриации (Państwowy Urząd Repatriacyjny), но представители советских властей также входили в состав комиссий, где записывали людей на выезд. Перед отъездом специальная комиссия составляла описание и оценку имущества, оставляемого переселенцем. Также всегда оформлялась репатриационная карточка – одиночная или семейная, куда вносились личные данные переселенца.

В бюро репатриации в Березе Картузской нужно было подтвердить свое польское происхождение, предъявив удостоверение личности, свидетельство о крещении или справку от ксендза о том, что человек является католиком. Критерий католик = поляк, православный = русский использовался еще в царское время во время переписей населения XIХ века. Этот принцип был взят на вооружение и советской властью, но он не всегда работал четко.

Вспоминает Войцех Веришко, его родители-переселенцы родом из бывшей д. Петелево Березовского района:

– Моей бабушке Анеле отказали в разрешении на выезд, ссылаясь на то, что она русская по мужу Петру. Только устное подтверждение ее польского происхождения Петром Радкевичем убедило русских. А старшему брату моей матери не разрешили уехать в Польшу: сказали, что во время пребывания в плену он работал на немцев, а теперь должен работать на русских (таково было обоснование). Полесье и так было наименее населенной провинцией перед войной, поэтому Белорусская ССР была заинтересована в том, чтобы оставить у себя как можно больше поляков.

Некоторые православные, желающие уехать в Польшу, просили, например, моего деда Людвика выступить посредником в получении справки от ксендза о том, что они католики (Антонович, Шибун). Других, у которых были натянутые отношения с коммунистами или местными жителями, и они опасались мести (Рыщик, Кочержинский, Юдчиц, Казимеж Кондаревич), тайно провозили на поезде. Свои семьи некоторые из них перевезли в Польшу только после 1956 года.

К слову, деревня Петелево практически в полном составе переселилась в польский Бялкув и исчезла с карты Березовщины.

Итак, первый небольшой транспорт отправился из Березы в начале января 1945 года, а люди, уехавшие на нем, поселились в окрестностях Бяла-Подляски, так как фронт стоял тогда на Висле. Следующий транспорт в апреле 1945 года значительно подвинулся на запад и достиг довоенного польско-немецкого пограничья. А состав, который отправился из Березы в первые дни июня, прибыл в итоге под Зелена Гуру, и в нем приехали в Охлу первые переселенцы. Это путешествие длилось целый месяц, поскольку приоритет отдавался поездам с армейскими и военными трофеями. Люди из следующих эшелонов заселили, например, деревни Мыцелин и Негославице возле Шпротавы, Бялкув возле Цибинки, Еленюв возле Зеленой Гуры, Боядла и Конотоп к северо-западу от Славского озера или Ленгово возле Сулехува. Многие семьи сходили с поезда прежде, чем добирались до места своего назначения, а также были и семьи, которые собственными силами переселялись в Польшу.

В каждом вагоне (советском «пульмановском») ехали в среднем три-четыре семьи. По одну сторону вагона – животные (коровы, лошади), по другую – люди. В Бресте переселенцы перегружались в польские вагоны, значительно меньшие по размерам, теперь уже приходилось по две семьи на вагон.

В незнакомом месте эмигранты из Полесья начинали новую, не лишенную опасений и, по крайней мере, вначале полную тоски по оставленной родине жизнь.

ПОСТСКРИПТУМ: 10 ЛЕТ СПУСТЯ

Наследие отцов

Удивительно, но полешуки не растворились в окружающем их польском населении. Во-первых, благодаря тому, что в основном заселились компактно в опустевшие деревни, и это позволило сохраниться родственным и соседским связям. Во-вторых, они осознавали свою аутентичность и решили сохранить насколько это возможно на чужбине свой островок Полесья. Оставленная родина была серьезной ценностью для эмигрантов и их детей, а у последующих поколений эти понятия постепенно размываются, для них родина – Любушское воеводство Польши, а Полесье – уже какая-то далекая легенда.

Помимо Полесского дома в деревне Бялкув в 2019 году дети и внуки переселенцев построили отдельный этнографический музей «Петелево». Следует также отметить, что еще в 2011 году была создана общественная организация «Общество любителей Полесья и Бялкува».

Рассказывает Войцех Веришко, нынешний президент правления этой организации:

– Общество «Любителей Полесья и Бялкува» ставит перед собой цель сохранить культуру и традиции Полесского края – наследие наших отцов – и популяризировать их на местном и региональном уровнях. Предметы повседневного обихода, а также сакральные предметы, привезенные в 1945 году, ценой немалых финансовых затрат и при участии многих людей были собраны в Доме памяти и в этнографическом музее «Петелево» в Бялкуве.

Расходы на оба музея были покрыты в основном за счет собственных средств. Нематериальные ценности – язык, традиции, песни и живая история нашей родины, оставленная за рекой Буг – были записаны и сохранены во множестве книг, фильмов и компакт-дисков. Все культурное наследие нашего села мы демонстрируем на таких специальных мероприятиях как фестиваль «Боболянка» в честь католического покровителя Полесья Андрея Боболи, фестивале хлеба «Как это было с хлебом» и фестивале картошки «Как это было с картошкой». На эти праздники приглашаются многочисленные фольклорные ансамбли с Любушской земли и из далекого Полесья.

Эти праздники проводятся в основном благодаря нашим спонсорам и жертвователям. Несколько лет назад в результате пожара мы потеряли весь музей под открытым небом. В настоящее время мы собираем средства на его восстановление. Наше общество также внесло огромный вклад в ремонт нашей исторической приходской церкви.

Дух Полесья

В ноябре 2020 года состоялась научная конференция, посвященная 75-летию переселения полесских жителей в Западную Польшу. Главным ее организатором, инициатором и спонсором был доктор Войцех Веришко при поддержке «Общества любителей Полесья и Бялкува», местных властей и всех неравнодушных людей.

Лекции на конференции читали профессора различных университетов. Как впоследствии отметил один из присутствующих: «Организация такого масштабного мероприятия была бы невозможна без участия людей, безмерно преданных делу продвижения полесской культуры, которые жертвовали не только своим драгоценным временем, но и огромными финансовыми затратами. Среди участников царил дух Полесья».

75-летие переселения полесских жителей в Западную Польшу.

А юбилейные мероприятия закончились лишь в 2022 году. В мае в Бялкуве состоялся фестиваль «Боболянки-2022», совмещенный с праздником, посвященным 75-летию переселения полешуков в Западную Польшу. Было время для молитвы, выступлений артистов, интересных бесед и совместного застолья. На торжествах присутствовали представители всех уровней власти – от мэра города Цыбинка до заместителя Председателя Сейма Республики Польша.

Мы уже упоминали об ансамбле «Мыцелинянки», который, к сожалению, на сегодняшний день прекратил существование – некому было продолжить традицию. У «Общества любителей Полесья и Бялкува» также есть свой музыкальный коллектив – «Криниченька», как и «Мыцелинянки», пропагандирующий полесскую культуру. Они выступают не только в своих деревнях, но и в Зелёной-Гуре и других городах.

Полешуки всех стран – объединяйтесь!

Полешуки Бялкува дружат со своими земляками из других населенных пунктов, посещают мероприятия. К ним даже приезжают полешуки с противоположной части Польши – из Подлясья. Вот что написал Дорофей Фионик из г. Бельск-Подлясский по итогам одного такого визита:

– І знов побывалі мы в Бялкуві, часті белоруского Полесся, в 1945 рокові пэрэнэсеного пуод Одру, в Любуске. 21 мая, на запрошэне «Товарыства любітелюв Полесся і Бялкува», которого старшынею е др. Войцех Вэрышко, наша «Жэмэрва» з «Осочнікамі» побывала на іх маевум святі. По пудляшско-полеську, з Полешукамі – нашымі братамі по роду, наговорылісе і наспівалісе вдовуль. Господарыэ прынялі нас вэльмі сэрдэчно. Дякуем, што Вы е і заховалі, далеко од руоднуй Бэрэзы, свою культуры і традыцыі. Чыкаем Вас на Пудляшу.

«Как это было с хлебом»

Во второй половине июля в Бялкуве «Общество любителей Полесья и Бялкува» организует ежегодное мероприятие под названием «Как это было с хлебом», приуроченное к началу уборки зерновых. Праздник представляет собой живой урок истории, демонстрирующий молодому поколению процесс выпечки хлеба «от зерна до каравая».

Процессия жителей деревни с песнями и в сопровождении комбайнов движется на поле. На многих участниках традиционные березовские строи, некоторые несут с собой серпы и косы. Уборка начинается с молитвы о хорошем урожае и благословения жнецов. На месте жатвы люди постарше показывают молодежи, как управляться с серпом, косой, вязать сноп – сотни лет это была обычная работа жителей Полесья; затем следует демонстрация работы жатки, сноповязальной машины, комбайна. Здесь же гости праздника угощаются домашней едой.

Вторая часть мероприятия проходит на деревенской площади под живую музыку народных коллективов: для гостей демонстрируются различные этапы традиционной выпечки хлеба. Ну а кульминация праздника – дегустация свежеиспеченного хлеба всеми желающими и, конечно, домашней еды.

P.S. Этнографическая экспедиция прошла 10 – 12 апреля 2015 г. Ее участники: Николай Синкевич, Сергей Куликовский, Алеся Куликовская.

Берёзовский островок на западе Польши

Отчет об этнографической экспедиции в Любушское воеводство Польши весной 2015 года