Возникновение белорусской национальной идеи -
новый взгляд

Славянская идея возникла в середине XV века в Италии как реакция на турецкую агрессию. Далее идеология панславизма развивалась в основном в Речи Посполитой, которая взяла на себя роль спасителя славян от турок Но к XVIII веку Речь Посполитая ослабла, и в ней стали забывать о славянской идее, поскольку хватало своих внутренних проблем. Однако, к концу века, в связи с ростом интереса к масонству и к философским идеям Руссо и Гердера, славянская идея стала возрождаться не только в Речи Посполитой, но и в России и Чехии. Не случайны интерес Жан Жака Руссо к Польше, а также приглашение поселиться в Беловежской Пуще, направленное ему Антонием Тизенгаузом .

На наш взгляд, в Польше тогда было два центра славянофильства:

  1. проиезуитский (в Варшаве, вокруг короля Станислава Августа);
  2. промасонский (в Пулавах, вокруг князя Адама Казимира Чарторыйского).

Всё это требует глубоких исследований, в первую очередь, польских историков, т.к. изучение такой тайной организации как масоны очень сложно.

Г.А.Потемкин
Г.А. Потемкин

Причём указанные течения часто смыкались, несмотря на вражду между масонами и иезуитами. Так, масон Станислав Понятовский, имел окружение из числа бывших иезуитов, каковыми являлись Станислав Трембицкий, Адам Нарушевич, Игнатий Красицкий и др.

Польские масоны видели в создании славянской федерации во главе с Екатериной II только промежуточный этап в образовании мировой федерации свободных народов. Выражением этих идей и помыслов было возникновение в Варшаве ложи "Екатерина под Северной звездой."

В России в то время лидером славянофилов был Иван Елагин - глава местных масонов, организовавший в Петербурге историко-литературный кружок в составе: Иван Болтин, Алексей Мусин-Пушкин, Екатерина Дашкова, Александр Храповицкий, Алексей Оленин, Алексей Малиновский и др. Однако фактическими руководителями кружка являлись Екатерина II и её фаворит Григорий Потёмкин. Светлейший князь - колоритная и противоречивая фигура в российской истории, а особенно - в украинской и белорусской. Принято считать Потёмкина украинофобом и разрушителем Запорожской Сечи, но в середине 1770-х гг. в Петербурге под крылом князя создаётся украинский кружок, известный следующими своими делами:

  • потёмкинский придворный поэт Василий Рубан издаёт "Краткие географические, политические и исторические сведения о Малой России" (1776), (интересно, что в 1794 г. поэт написал стихотворение "Пеан", посвящённое победе Суворова "над польскими мятежниками в окрестностях города Бреста Литовского, вблизи Крупчицкого монастыря, при реках Мухавце и Бугу, что течёт в Вислу, 6 и 8 сентября 1794 года");
  • Александр Безбородко дописывает подготовленную к печати Рубаном "Краткую летопись Малой России с 1506 по 1770 год" (1777);
  • офицер Григорий Калиновский пишет этнографический труд "Описание свадебных украинских простонародных обрядов в Малой России" (1777);
  • придворный гусляр Василий Трутовский в 1776 году издаёт нотный песенник, содержащий 13 народных украинских песен (по слухам, их отобрал сам Потёмкин - большой меломан и любитель украинских песен);
  • полковник Афанасий Лобысевич переводит на украинский язык Вергилиевы эклоги (перевод не сохранился, учёные до сих пор спорят о дате его создания). Поэт писал Георгию Конискому, что посылает "Вергилиевых пастухов в малороссийских кобеняк переодетых"...

Всему этому можно дать лишь такое объяснение: тайный муж Екатерины II (есть такие факты), светлейший князь Григорий Потёмкин, стремился получить если не королевскую корону, то, во всяком случае, хотя бы гетманскую булаву. Так, французский посол Сегюр писал: "До мечтательности честолюбивый, он (Потёмкин. - А.И.) воображал себя то курляндским герцогом, то королём польским, то задумывал основать духовный орден и просто сделаться монахом." Несмотря на все свои старания, он не смог стать польским королём, но в 1790 году получил булаву Великого гетмана казацких Екатеринославских и Черноморских войск и сформировал два казацких корпуса.

В XVII-XVIII веках в Польше была популярна сарматская теория: истоки славянства находятся в Сарматии - Северном Причерноморье. Князь Потёмкин, будучи покорителем Крыма и Новороссийским губернатором, конечно же, поддерживал эту теорию. Чтобы угодить ему, Адам Нарушевич, по заказу польского короля, пишет "Таврику" (1781). Не отстают и Станислав Богуш-Сестренцевич - "История Тавриды", "История сарматов и славян", Ян Потоцкий - "Исследование о Сарматии", "Исторические и географические материалы о Скифии, Сарматии и славянах", Евгений Булгарис - "Каким языком говорили древние Сарматы?" и т.д.

Я. Борщевский
Я. Борщевский

Следует отметить, что жизнь отца новой украинской литературы Ивана Котляревского немного соприкасается с Потёмкиным. Учился поэт в Полтавской духовной семинарии, которую создал и опекал близкий помощник князя, архиепископ Славенский и Херсонский Евгений Булгарис, а в 1789-1793 гг. поэт служил в Новороссийской канцелярии руководимой (хоть и номинально) Потёмкиным. Литературоведы считают, что И.Котляревский в своей поэме "Энеида" описал жизнь современной ему Украины. Всё это - действительно так, но стоит обратить внимание на следующие детали. В литературе XVIII в. Екатерину II прямо называли Дидоной, в средневековой литературе стало традицией называть Киев Троей. Любимым литературным героем Потёмкина был Эней, а саму поэму Вергилия князь знал наизусть. Логично, что Эней в поэме Котляревского - это Потёмкин. В таком случае содержание поэмы следует понимать так: Эней (Потёмкин) вместе с троянцами (казаками) покидает разрушенную Трою (уничтоженную Гетманщину) и, не смотря на ласки Дидоны (Екатерины II), покидает Карфаген (Петербург) и основывает новое государство Рим (гетманскую Украину на берегах Чёрного моря). Вероятно, Котляревский написал свою "Энеиду" перед самой смертью Потёмкина как политическую программу его действий в отношении Украины.

Большое внимание князь Таврический уделял и белорусским землям, присоединённым к Российской империи после первого раздела Речи Посполитой, что естественно, поскольку он имел здесь обширные владения - Кричевскую волость и город Дубровно. С Потёмкиным связаны и первые шаги белорусской фольклористики и этнографии. Так, Андрей Меер в 1786 г. по заказу светлейшего князя сделал "Описание Кричевского графства", посвящённое народному быту и культуре белорусов, а также поместил туда несколько белорусских фольклорных произведений.

Первоочередной задачей российских властей была деполонизация захваченных земель, средством осуществления чего русские славянофилы выбрали политику белорусизации местного населения. По причине того, что православное духовенство было здесь малочисленное и малообразованное, царские власти решили сделать ставку на католическое, в первую очередь, на иезуитов. Это позволяет объяснить удивительное решение "православной протестантки" Екатерины II сохранить иезуитский орден в Российской империи, распущенный римским Папой. Другой причиной поддержки иезуитов, на наш взгляд, являлось то, что была нужда в их знаниях и опыте для создания различных исторических и литературных фальсификаций, например, "Слова о полку Игореве".

Хотя главным научным руководителем хитроумного проекта был историк и лингвист Иван Болтин (близкий Потёмкину человек), но иезуиты - большие мастера по таким делам, дали, очевидно, учёному много ценных советов (несколько степеней защиты от возможных разоблачений: уничтожение "оригинала", использование различных диалектизмов, тёмных мест, цитат из бесспорно подлинных произведений ("Псковский Апостол"), изготовление по образцу ещё неизвестной широкой публике "Задонщины" и т.д.). Белорусские слова поставляли Болтину, по всей видимости, иезуиты и студенты-белорусы Московского университета З.Масловский и М.Панкевич, поощрённые потом Российской Академией. В 80-е гг. XVIII века под руководством Ивана Болтина и Екатерины Дашковой началась работа над созданием "Словаря Академии Российской", который фактически был этимологическим и сравнительным словарём трёх (!) языков: русского, древнерусского и церковнославянского. На это указывает и структура расположения слов в нём - гнездовая, а не алфавитная. Естественно возникает вопрос: к чему эта спешка с таким сложным словарём, когда российское языкознание находилось ещё в зачаточном состоянии? Дашкова как бы оправдывается, что словарь "должен быть этимологическим, так как должен отыскивать и объяснять корни и происхождение слов."

Можно предположить, что иезуиты создали немало интересных произведений на белорусском языке, которые, к сожалению, были уничтожены при ликвидации ордена, но сохранилась память об лдном из них - изданной иезуитами в 1783 г. книге "Кантычка або набожныя песні на полацкай гаворцы." Свидетельством той белорусизации, проводимой иезуитами, являются чудом сохранившиеся белорусско-польские произведения их младших братьев доминиканцев из Забельской коллегии: "Комедия" Каэтана Марашевского и "Доктор поневоле" Михаила Цецерского. Тогда становится объяснимым заговор так называемой Виленской ассоциации во главе с Фаустином Цецерским (брат драматурга) в 1797 году. Этот заговор против императора Павла I, который столько сделал для поляков и католиков, был, на первый взгляд, алогичным и совершенно необъяснимым. Но, если считать братьев Цецерских пророссийскими и пропотёмкинскими деятелями, то всё становится ясным: они выступили против политики новой полонизации. В 1797 году был раскрыт также и в Смоленске ещё один заговор против Павла I, где заговорщиков поощрял генерал Белуха - полтавчанин и знакомый Ивана Котляревского.

Немалый вклад в дело закрепления за нашими землями названия "Белорусь" внёс католический митрополит Станислав Богуш-Сестренцевич, издавая в Могилёве ежегодный "Белорусский календарь". Он также написал книгу "О Западной Руси", в которой пытался обосновать историческое единство русских, украинцев и белорусов. Парадоксально, но языковая ситуация в нашем крае была такова, что Богуш-Сестренцевич проповедовал белорусско-русскую идею на польском языке.

После смерти Екатерины II белорусизация стала затухать, а полонизация края, напротив, усилилась. Однако, если судить по воспоминаниям Константина Сербиновича, учившегося в Полоцкой иезуитской академии в 10-е гг. XIX в., в ней господствовал не польский дух, а русский. Тогда становится понятной и борьба академии с Виленским университетом - бастионом польщизны в крае, и написание в стенах академии другом и однокурсником Сербиновича Яном Борщевским стихотворений "Дзеванька" (1809) и "Рабункі мужыкоў" (1812) на белорусском языке.

А. Киркор
А. Киркор

В начале XIX в. князем Адамом Ежи Чарторыйским предпринимается попытка воссоздать Речь Посполитую в прежних границах. В ответ некоторая часть шляхты, опираясь на помощь русских националистов, составляет план воссоздания Великого Княжества Литовского на основе белорусской культуры. Канцлер Николай Румянцев организует исследования белорусских земель с целью доказательства их русскости: К.Калайдович составляет словарь старобелорусского языка, Е.Канкрин исследует Борисовы камни, И.Григорович, А.Дорошкевич, И.Шулакевич, Н.Гортынский, И.Сыщанко изучают местные архивы. Однако координатором всей этой работы со временем становится профессор Виленского университета Иван Лобойко (1786-1861), жизнь которого заслуживает более пристального внимания. В 1810 году он закончил Харьковский университет, являвшийся в то время значительным центром славянофильства. Так, в 1817 году в нём даже открыли кафедру польского языка. Это не случайно, поскольку университет основал известный славянофил Василий Каразин, а попечителем Харьковского учебного округа являлся Северин Потоцкий - родной брат знаменитого слависта Яна Потоцкого. Непосредственно Лобойко опекал профессор Илья Тимковский. Его брат Василий Тимковский был секретарём главы тогдашних российских славянофилов - адмирала Александра Шишкова; другой брат Роман Тимковский - профессором истории Московского университета, учителем Константина Калайдовича. Не без протекции Ильи Тимковского выпускник университета Иван Лобойко попадает на работу в Новгород-Северскую гимназию, где директором был Иван Халанский - тесть профессора. Уже там молодой учитель проводит археологические раскопки, исследует древние храмы. Оказавшись затем в Петербурге, Иван Лобойко становится библиотекарем Вольного общества любителей российской словесности (близкого к декабристским организациям), видимо, не без помощи Василия Каразина, являющегося одним из руководителей общества. Молодой учёный знакомится и сотрудничает с великим славистом Зорианом Доленго-Ходаковским. Очевидно, что по протекции графа Румянцева и сенатора Новосильцева Лобойко становится профессором русского языка Виленского университета и сразу начинает бурную деятельность: "Когда я в 1822 году приехал в Вильно, я весьма удивлён был письменными памятниками белорусского наречия, но моё удивление ещё более возросло, когда я увидел, что здешние архивы по большей части ими наполнены, а кроме того, на сем же наречии оказалось и немало печатных книг." Лобойко привлёк к изучению виленских архивов униатского священника Антония Сосновского, профессоров Игнатия Даниловича, Михаила Бобровского и Иоахима Лелевеля. По инициативе Лобойко студент Симон Станкевич и православный священник Иван Григорович составляют словари "белорусского" наречия, а последний пишет его грамматику.

Тут, однако, есть один нюанс: под белорусским наречием члены кружка Румянцева понимали не народный разговорный язык, а старобелорусский, т.е. язык греко-католической церкви. И под белорусами понимали униатов бывшей Речи Посполитой. Тогда становятся понятными слова Ивана Григоровича: "Наречие западнорусское называемое иначе "белорусским", употребляется жителями Белой Руси, Литвы, Волыни, Подолии, Полесья, Покутья и в областях нынешней Австрийской Галиции, начиная от Западной Двины и Днепра по Висле, Бугу, Днестру и за горами Карпатскими."

Членом румянцевского кружка был известный ориенталист и издатель Осип Сенковский, которого польские патриоты считали ренегатом, отказавшимся от своей национальности. В 1829 году Адам Мицкевич в письме к своему другу Антонию Одынцу писал: "Г.Сенковский проектирует различные реформы католической религии и теперь составляет какой-то катехизис!!!" Нам неизвестны катехизисы, написанные Сенковским, но в 1835 году в Вильно анонимно, на белорусском языке, был издан краткий катехизис для римо-католиков. Известна близость ориенталиста к правительственным кругам. На наш взгляд, именно Сенковский, по заказу этих кругов, написал белорусский катехизис. Будучи полиглотом, зная почти все европейские и древние языки, а также много восточных, издатель, родившийся в Беларуси и являясь по линии матери (Буйкова) наполовину белорусом, конечно же знал народный белорусский язык.

В русле идей румянцевского кружка и, видимо, по заказу правительственных кругов униатскими священниками во главе с Михаилом Бобровским осуществлялась деятельность по расширению применения "белорусского" языка. Но она окончилась безрезультатно, поскольку местные пастыри не использовали народный язык, в отличие от своих коллег в Галиции, где тогда произошло настоящее украинское Возрождение, которое не было случайным: его почва была подготовлена ещё при Потёмкине, когда австрийский император Иосиф II под давлением российской императрицы приказал перевести преподавание в львовских духовных семинариях на руский (украинский) язык. Позднее украинским патриотам-священникам значительно помогли крупные денежные суммы, выделенные российским правительством для их просветительской деятельности. Так, один из главных идеологов "самодержавия, православия и народности" Михаил Погодин аж четыре раза посетил Львов.

Следующий этап развития белорусской национальной идеи связан с деятельностью петербургского литературно-художественного кружка писателя Нестора Кукольника, о которой подробно рассказано в статье "Де шукати витоки білоруськоі національноі ідеі?" В 1837 году тогда ещё член кружка Фаддей Булгарин доказывал: "Вся Западная Россия, так называемая Литва, населена кривичами или белорусами, которые разговаривают на восточнославянском языке, что возник ещё во время Древней Руси." Однако, когда в 1840 году император Николай I взял курс на открытую русификацию нашего края (был даже указ о запрете на употребление названия "Белорусь"), то Булгарин, остро чувствовавший политическую конъюнктуру, отказался от своих взглядов: теперь он утверждал, что белорусов не существует, а есть русские, язык которых испорчен поляками. Может быть поэтому автор поэмы "Тарас на Парнасе" так зло-карикатурно изображает редактора "Северной Пчелы".

После императорского указа белорусская идея не погибла: её центром становится кружок Борщевского-Подберезского, который был филиалом петербургской котерии, объединившей вокруг газеты "Tygodnik Petersburski" польских писателей - Михаила Грабовского, Юзефа Пжеславского, Генрика Ржевуского, Людвика Штырмера, Юзефа Крашевского, Плакида Янковского и др., а котерия, в свою очередь, являлась филиалом кукольниковского кружка. Не будем подробно останавливаться на деятельности котерии, т.к. это тема отдельного исследования. Главной целью деятельности кружка было - развитие польской культуры в панславистском духе и интегрирование её в русскую. Их лидер Михаил Грабовский выражал надежду, что российскому правительству необходима помощь котерии в деле распространения панславизма. Отметим без комментариев следующие факты: активными членами кукольниковского кружка являлись Владимир Владиславлев - полковник жандармерии, адъютант Бекендорфа, Фаддей Булгарин и Борис Федоров - известные агенты III отделения, как и член котерии Адам Рогальский, а другие члены котерии: Генрик Ржевуский - чиновник по особым поручениям при наместнике Царства Польского Паскевиче, Юлиуш Струтинский - адъютант киевского генерал-губернатора Бибикова... Историк Адам Киркор, олицетворяющий собой целый этап белорусского движения, в 1840-е гг. дружит с Фаддеем Булгариным, а в 1846 году по приказу Виленского генерал-губернатора Мирковича совершает разведывательную поездку по Гродненщине и Берестейщине для сбора сведений о надвигающейся революции.

В правительственных кругах интерес к белорусской национальной идее по-прежнему не угасал: в 1847 году Иван Григорович получил от самого министра просвещения Ширинского-Шихматова предложение составить словарь западнорусского говора. Заинтересованность усилилась после смерти Николая I. Ярким свидетельством этого является проект создания белорусскоязычного журнала "Друг народа" и издание в 1863 году под патронажем попечителя Виленского учебного округа книги "Рассказы на белорусском наречии", написанной в духе "самодержавия, православия и народности." Два рассказа написаны на пинском и на подляшском диалектах украинского языка, три рассказа - на различных диалектах белорусского языка (языковедам необходимо выяснить, на каких). Это означает, что местные культурные деятели ещё окончательно не решили: на каком диалекте создавать белорусский литературный язык. Кроме того, официальные власти упорно навязывают название "Белорусь" уже на всю территорию нашего края и шире. Из содержания "Рассказов" следует, что их автор являлся православным священником, хорошо знавшим историю греко-католической церкви, т.е. - бывшим униатом. Анонимность автора означает, что он вышел из польских кругов и не хотел, чтобы бывшие друзья объявили его предателем. На роль автора более всего подходит православный священник, польский писатель Плакид Янковский, который знал и украинский язык (родом из-под Каменца-Литовского), и белорусский (жил в Жировичах).

Вскоре грянуло восстание 1863 года и царские власти взяли курс на полную и окончательную русификацию. Ни о какой поддержке белорусской культуры разговор более не шёл: несмотря на уже выделенные деньги, журнал "Друг народа" так и не вышел. Для белорусской культуры наступил совсем чёрный период, продолжавшийся целых 40 лет.

Александр Ильин