Воспоминания о Бернацком-Костке

Вацлав Костек-Бернацкий - последний полесский воевода, один из создателей печально известного Береза-Картузского концентрационного лагеря.

В.Бернацкий-Костка. Фото из газеты "Kurier poranny" 4.04.1939
В.Бернацкий-Костка.
Фото из газеты
"Kurier poranny" 4.04.1939.

С полковником Вацлавом Бернацким-Костка - так пишется его фамилия, хотя часто пишут Вацлав Костек-Бернацкий - я познакомился в палате тюремного госпиталя Министерства общественной безопасности Х Департамента в Варшаве на ул. Раковецкой. Там я находился с ноября 1952 года, куда меня перевезли из тюрьмы во Вронках, где я пребывал с мая 1949 года. Арестован я был в 1948 году под Краковом, а в 1949-м осуждён районным Военным Судом в Кракове на смертную казнь, которую заменили пятнадцатью годами тюрьмы. Спустя 5 лет после вынесения приговора следствие всё продолжалось, но уже на высшем уровне - в Х Департаменте МОБ в Варшаве.

Всё это время я сидел в одиночной камере, каждую ночь меня допрашивали, пока, наконец, 5 марта 1953 года не пришло известие о смерти Сталина. В эту же ночь меня перевели в общую камеру, где находилось 120 заключённых из числа политической элиты Польши.

На следующий день нашу камеру посетила медицинская комиссия. Спрашивали: есть ли больные узники, которых много лет не лечили? Я рассказал о своём тяжёлом ранении в голову, полученном 7 ноября 1944 года в бою с немцами.

Мы были удивлены неожиданной заботой о нашем нынешнем состоянии здоровья. Через несколько часов моя просьба была рассмотрена и меня пригласили на медицинскую комиссию в тюремный госпиталь. Из госпитального коридора на другой стороне улицы я увидел портрет Сталина в траурной рамке.

На следующий день моя раненая голова была прооперирована, после чего меня положили в тюремную палату госпиталя. В палате находились 20 больных заключённых, среди которых были генерал Юлиан Скоковский, полковник Юзеф Рыбицкий, профессор Мариан Гружевский из Института Метапсихики в Париже, полковник Вацлав Бернацкий-Костка и другие.

О В.Бернацком-Костка я уже знал многое: кем он был, а также мнение о нём представителей политических кругов лагеря: ген. Владислава Сикорского, Председателя ПСЛ Винцента Витоса, а также партии ППС.

Наши кровати стояли рядом, и я был рад, что смогу узнать его ближе. В течение нескольких дней после операции я не мог говорить, но через неделю уже представился ему и рассказал о том, что мой отец был в стрелецком союзе и с 1914 года служил в 3 полку II Бригады Легионов. Оказалось, что он помнил моего отца благодаря тому, что тот в 1917 году организовал в 3-м полку солдатский любительский театр.

Сидя на кровати, я слушал его необыкновенно интересные воспоминания, особенно о том, что происходило перед 1939 годом в среде правящей элиты Польши, интернированной затем в Румынии. Ранее об этом мне ничего не было известно.

Ему было любопытно, чем мой отец занимался перед войной и что делал сейчас. Я ему рассказал, что отец, как и все остальные члены нашей семьи, находится во Вронках.

Меня интересовала его необычайно бурная жизнь, начиная с виленского периода, после которого он выехал в Гаагу, где учился на факультете философии. Это был необычайно талантливый человек, знал языки: литовский, белорусский, русский, немецкий, французский. На польском умел импровизировать целыми часами, прекрасным, сочным и хлёстким стихом опевать нашу арестантскую судьбу, а также судьбу родного края, захваченного коммунистами. Жаль, что всего этого нельзя было записать.

Во время учёбы в Гааге он вмешался в студенческую ссору. В результате драки один из студентов был убит. В убийстве стали подозревать Бернацкого-Костку, и ему пришлось бежать во Францию, где он вступил в Иностранный легион. Когда началась первая мировая война, его полк незамедлительно оказался на фронте. В.Бернацкий-Костка был ранен и попал в немецкий плен. Лечился в госпитале для пленных, откуда сбежал и вернулся в Краков. Там вступил в легионы Ю.Пилсудского, которого знал ещё с Вильна. Дослужился до звания офицера. В частях устанавливал дисциплину по образцу Иностранного легиона, организовывал военную жандармерию.

По окончании войны в 1920 году постоянно находился рядом с Пилсудским, которого искренне боготворил. После майского переворота и захвата власти пилсудчиками в 1930 году стал комендантом Брестской крепости, в которой сидели политзаключённые, противники Пилсудского: В.Витос, председатель ПСЛ и бывший премьер правительства РП в 1920 г., Войцех Корфанты, руководитель силезского восстания, деятели ППС и многие другие.

С 1931 года Бернацкий-Костка был воеводой новогрудским, а в 1932 назначается полесским воеводой в Бресте. В это время он становится создателем и организатором карательного лагеря в Берёзе-Картузской, где вводит специальный режим для политических заключённых.

3 сентября 1939 года Президент Речи Посполитой Игнацы Мосьцицкий назначает Бернацкого-Костку министром и поручает ему исполнение должности Главного гражданского комиссара. Главный гражданский комиссар в ранге министра находился в Ставке Главнокомандующего. Ему подчинялись все гражданские администрации на территории оперативных действий армии. Таким образом, в объятой войной стране Бернацкий-Костка сосредоточил в своих руках огромную власть: был третим человеком в государстве после президента И.Мосьцицкого и маршала Эдварда Рыдз-Смиглого.

В этой роли он находился в ближайшем окружении маршала Э.Рыдз-Смиглого. Со всем штабом Войска Польского они прибыли в Брест, а точнее в - Брестскую крепость, которая на время войны должна была стать Ставкой Главнокомандующего Войска Польского. Когда они покинули крепость, неизвестно. Но когда 17 сентября 1939 года Красная Армия вошла в Польшу, Бернацкий-Костка был уже в Кутах, на границе с Румынией. Через несколько часов он перешёл границу вместе с маршалом Э.Рыдз-Смиглым и его штабом. Для уже бывшего воеводы всё случившееся было шоком - то, что так молниеносно наступило поражение не только Польши, но и всей системы, создателями которой был его идол, маршал Ю. Пилсудский, легионеры I Бригады и он сам. Не помню его воспоминаний о переходе границы и в какой именно группе, маршала или президента, он сам находился, но тогда были даже случаи самоубийств.

Воеводский дом на улице 3 мая (ныне Пушкинская) в г. Брест
Воеводский дом на улице 3 мая (ныне Пушкинская) в г. Брест.

Худшее наступило после пересечения границы. Союзник Румыния, её правительство и административные власти рассматривали Президента РП И.Мосьцицкого, главу правительства и министров, а также его, Бернацкого-Костку - наивысшего министра военного времени, Главнокомандующего ВП маршала Э.Рыдз-Смиглого и весь Генштаб лишь как частных лиц. Официально их никто не встречал, никто с ними не разговаривал, ничего не согласовывал. Этого В.Бернацкий-Костка не мог понять даже по прошествии многих лет. Для него это было вероломство и измена, ломка принципов соблюдения международных договоров правительством Румынии, а также Францией и Англией. Румынские чиновники низшего звена рекомендовали им выехать в Бухарест. Там им указали, где и в какой местности они должны находиться во время войны, без права выезда не только из Румынии, но даже из той местности. В.Бернацкого-Костку разместили в дачной местности Крайова, где он вместе с многочисленной группой других высоких чиновников, а также офицеров и генералов с жёнами находился в спокойствии и без забот о своём быте до конца войны.

Он не мог согласиться с тем, что случилось с ним и его коллегами по армии и правительству. Говорил, что сделался зрителем в том театральном спектакле, которым была Европа в 1939-1945 годах. Был наблюдателем того, что творилось в Европе, как и того, что делали его коллеги и их жёны. Кстати, о них он многое мог рассказать. Сам же, по многочисленным мнениям, был, в определённой степени, аскетом. Были и такие, которые пытались бежать из Румынии в Турцию, как, например, генерал К.Каспшыцкий, предпринимавший попытку побега четыре раза, но каждый раз его ловили в Турции и возвращали в Румынию. Бернацкий-Костка же, слишком известный, бежать и не пытался.

Нападение Германии на Советский Союз очень обрадовало эмигрантов. В честь этого события в немецком посольстве в столице Румынии был дан приём, на который пригласили много поляков. Бернацкий-Костка не принял приглашения. Позднее ему довелось наблюдать, как немецкие эмиссары проводили частые политические переговоры с высшими польскими чиновниками, особенно военными. Он знал, что и маршал Рыдз-Смиглы, хотя и находился не в Крайове, также не избежал подобных контактов. Цель этих переговоров и их результаты были известны только посвящённым, поэтому Бернадский-Костка о них не распространялся, только давал понять, что не одобряет их.

Поздней осенью 1941 года к нему пришло известие, что Рыдз-Смиглы исчез, а через год - о том, что маршал вернулся на родину.

Всеми покинутый, Бернацкий-Костка ничего не предпринимал, чтобы изменить свою судьбу, ждал конца войны. Румыния осуществила поворот и начала войну против Германии на стороне Советского Союза. Бернацкий-Костка и остальные интернированные продолжали жить спокойно. Только после окончания войны с немцами польское правительство в Варшаве потребовало его ареста и выдачи Польше.

Он был арестован и перевезён в Варшаву, где в 1945 году посажен в центральную тюрьму Министерства общественной безопасности в Х Департаменте в Варшаве, находящуюся на ул. Раковецкой. Подвегнутый жестокому следствию (а его методы мне были известны не по наслышке), выдержал всё это в течение 8 лет. Бернацкий-Костка был арестантом с наибольшим следственным сроком в Польше, которого я знал, хотя сам имел срок только в 5 лет. Хотя физически он был полностью уничтожен, но его духа сломить не удалось.

Много месяцев держали его в тёмной камере, по колени в воде. С потолка капало: в душе не до конца был закрыт кран. Результатом всего этого стал далеко зашедший ревматизм, который полностью деформировал его конечности - ноги и руки. Деформировал до такой степени, что он не мог держать в руке ложки.

В марте 1953 г., во время нашего пребывания в одной госпитальной палате, Бернацкому-Костке вручили обвинительный акт, который он дал мне прочитать, потому что сам он уже плохо видел и не имел очков. Акт представлял собой 60 страниц текста и содержал обвинения в тягчайших преступлениях: измена Родине, сотрудничество с немцами во вред польскому народу, фашизация страны до 1939 г., издевательство над политическими заключёнными в бытность его комендантом крепости Брест, где находились в заключении руководители оппозиционных партий: В.Витос, В.Корфанты, Либерман из ППС, а также коммунисты. А также в том, что в Румынии, как бывший министр-комиссар, поддерживал генерала Рыдз-Смиглого в проводимых им переговорах с немцами, а также во многих других нелепостях.

Ко всем этим обвинениям Костка-Бернацкий отнёсся с юмором, говоря, что бумага выдержит всё, даже намного больше, чем здесь написано.

Процесс начался в марте 1953 г. и продолжался несколько дней. Возили его окованой изнутри жестью грузовой машиной, которая служила для вывоза тел растрелянных заключённых из мокотовской тюрьмы, в которой мы находились. В кузов его бросали, словно мертвеца, он лежал на полу, скамеек там не было, как и не было за что ухватиться руками. Во время езды его бросало по полу, ударяло о борта. Из суда он возвращался весь побитый, лицо и голова были в синяках, будто кто избил. Нам было жаль, что старого человека так унижают.

Бернацкого-Костку приговорили к смертной казни, но амнистировали, заменив высшую меру наказания на пожизненное заключение. Следующая амнистия заменила этот приговор на 15 лет тюрьмы, а амнистия в апреле 1956 г. уменьшила срок наполовину, т. е. до семи с половиной лет. Но сидел он уже 11 лет и был освобождён в апреле 1956 г.

Бернацкий-Костка умер в Варшаве в 1957 г., прожив 73 года, несмотря на такой длительный срок - 8 лет - применения к нему жестоких пыток следователей-офицеров Министерства общественной безопасности в Варшаве с улицы Раковецкой.

Мне сейчас 78 лет. И воспоминания о полковнике Бернацком-Костке - это мои раздумья, которые опираются на уже ослабевшую память, не записанные в то время, а также не подтверждённые документами, кроме тех, которые прилагаю: вырезку из "Утреннего курьера" (Expresu Porannego - Прим. пер.) за 4 сентября 1939 г., четвёртого дня войны. В нём содержится информация о назначении президентом РП полесского воеводы Вацлава Костки-Бернацкого министром и передачи ему полномочия Главного гражданского комиссара.

Бернацкий-Костка был необыкновенным человеком. Его отличало много талантов: твёрдый дух, необычная стойкость и верность убеждениям. Он до конца служил делу возрождения Польши в концепции Пилсудского. Делу, которое проиграла группа людей, реализовывавших эту концепцию. Это, по моему глубокому убеждению, и стало трагедией жизни Бернацкого-Костки.

Франтишек Оремус

"Утренний курьер" от 4 сентября 1939 года:

В. Британия и Франция объявили вчера войну Германии, выступая на стороне Польши. При известии о нападении немецких войск на Польшу послы Франции и Англии в Берлине обратились от имени своих правительств с ультиматумом к правительству Рейха о немедленном прекращении военных действий и освобождении территории Польши. Время английского ультиматума истекло вчера в 1100 утра, а французского - в 1700. Поскольку Германия не прекратила военных действий против Польши, послы Англии и Франции объявили о том, что их страны вступили в войну с Германией. После известия об объявлении войны Германии нашими союзниками министр Бек навестил послов В. Британии и Франции. Перед посольствами этих стран в Варшаве состоялись многочисленные манифестации.

* * *

В.Костек-Бернацкий назначен министром и главным Гражданским комиссаром.

Президент РП назначил Вацлава Костек-Бернацкого, бывшего до этого губернатором Полесья, министром и доверил ему управление Главным комиссариатом. Это управление создано декретом Президента РП для оперативного руководства всеми вооружёнными силами и для организации гражданских комиссариатов - с момента утверждения Главнокомандующего.

От редакции. Действительно, Костка-Бернацкий был очень талантлив. Так, находясь в немецком плену в Беньяминове, он написал два сатирических произведения, посвящённых лагерной жизни "Szopka Benjaminowska" "Sprzymierzeniec". Они были изданы в 1929 г. и иллюстрированы известным художником Казимиром Млодзяновским, покинувшим перед этим пост полесского воеводы. Тогда, в 1929 г., Костка-Бернацкий был подполковником и командиром 38 пехотного полка.