ЧЕРЕВАЧИЦКИЕ КОТОВИЧИ – СВЯЩЕННИКИ,
ДЕЯТЕЛИ КУЛЬТУРЫ И ПРОСТО ЛЮДИ

ДОКУМЕНТАЛЬНЫЕ И ГАЗЕТНЫЕ МАТЕРИАЛЫ

№ 29
Ж. Бортоли¹
Воспоминания о Тунисе

Мне было 10 лет. Я жил в Тунисе, тогда это был Французский протекторат, где каждый указ, каждый официальный документ начинался величественной фразой "Слава Всевышнему. Мы, Ахмет-Паша-Бей, владелец королевства Тунис", но... кончался подписью Генерального резидента Франции, и только эта подпись придавала документу законную силу. Под сенью этого Протектората в арабском Тунисе обустроился средний французский класс - чиновники. В Мегрине, где мои родители имели свой дом, их было несколько сотен. Это было спокойное предместье, застроенное виллами с садами, которые были бы похожи на пригородные французские виллы, если бы не плоские крыши, которые заменили собой французские двускатные из красной черепицы и шифера. Служащие почты, налоговые инспекторы, инженеры в Travaux Publics каждое утро отправлялись на вокзал, где пыхтел маленький паровозик. Он вёз их за 10 километров в Тунис, чтобы они успели вовремя попасть в свои конторы. Вечером окна рано гасли, и космическая тишина окутывала городок. Тишина, которая редко нарушалась звуком проезжающего автомобиля - дорогой и редкой роскоши.

Как-то летним вечером после ужина мы наслаждались вечерней прохладой улицы, называвшейся, чтоб долго не думать, бульваром Фландрии, несмотря на то что она была засажена типично африканскими "авраамовыми деревьями" (faux poivrier), которые пахли пряно и сладко.

Небольшая группа мужчин и женщин гуляла под звёздным небом при скудном городском освещении. Смех доносился волнами, отмечая, очевидно, шутки, которых я не мог понять, так как язык мне был незнаком. "О! - воскликнула мать, - это белые русские, офицеры армии Врангеля (она произносила его фамилию на французский манер - Вран-жель). Чувствуешь, какие они веселые, только русские способны гулять ночью и смеяться, а не сидеть взаперти как мы, французы". Вот так, в ауре фантазии вошла в мою жизнь русская эмиграция. Я бы очень удивился, если бы тогда мне сказали, что эти веселые люди 15 лет назад потеряли всё: родину, любимые пейзажи, дом, деньги, социальные ранги, родственников и близких, убитых или исчезнувших в вихре революции, что они прошли через ужасы Гражданской войны, чудом избежали расстрела и тифа, долго мыкались на кораблях по Средиземному морю в тесноте трюмов, жалкие и несчастные, и ни одно государство не хотело их принять, пока Франция не дала разрешения причалить в Бизерте, что они прошли через нужду и лишения, тяжелую работу, которая не могла прокормить, и с трудом добились скромных должностей, да и то далеко не все. Сколько простых механиков и сторожей среди этих беженцев, сколько землемеров, которые круглый год проводят в поле под палящим солнцем. Ведь у них были все поводы, чтобы впасть в отчаяние, а они вечером гуляли, мило общались, смеялись, в то время как французы у себя в домах слушали их смех.

Всего этого я тогда не знал и, наверное, не смог бы понять. Я еще не соприкоснулся с русскими, но во мне зародилась симпатия к этим "вранжелевским" русским. Второй случай был менее удачным. Одна русская дама, которая жила недалеко от нас и очень скромно, как и все эти эмигранты, пригласила мою мать и нескольких её подруг на чашку чая. Вернулась мать возбужденная, даже волосы у неё были всклокочены. "Никогда я не смогу ответить на этот визит. На него надо истратить месячную зарплату твоего отца". И она стала перечислять дорогие угощения. Не уверен, было ли тогда произнесено слово "икра" (тогда я его не знал и не знал, что это такое) или я его сейчас добавил, но, во всяком случае, я понял, что для русской дамы гостеприимность была важнее денежных проблем в конце месяца.

Мало-помалу русские вошли в мой мир и больше его не покидали. Некоторые из них устроились в виллах на мегринской горке среди французских служащих и пенсионеров. Маленькое старое "рено" каждый день спускалось с горки напротив нас. "Ты знаешь, это господин Романовский, белый офицер, а сын² его стал нашим известным океанографом". На маленьком вокзале, куда я приходил утром и после обеда, чтобы ехать в лицей в Тунис, я встречал несколько своих товарищей, фамилии которых оканчивались на "офф" или "ов", так как точного перевода тогда не было. Во время нашего короткого путешествия мы восхищались мужественным видом и легкими анекдотами нашего старшего друга Вязмитинова. Во дворе и классах лицея Карно звучали еще несколько русских фамилий, среди которых я хочу назвать своего одноклассника Георгия Шарова, который выделялся свой сдержанной вежливостью, абсолютным спокойствием и умением епископ Нафанаил Львов³, отец Александр Трубников⁴, епископ Иоанн Максимович⁵ (канонизирован в 1994 г.), приехавший одновременно с отцом Митрофаном.

С самого первого дня существования русская православная церковь Туниса была присоединена протоиереем К. Михаловским к Синодальной Русской Зарубежной церкви, созданной согласно указу патриарха Тихона 20 ноября 1920 г., который тогда был законным главой русской Православной Церкви. Создана она была в Югославии, в Стремски Карловцах. С 1950 г. её центр перенесен в Америку, штат Нью-Йорк.

Как ни был красив дом на rue des Selliers, возникала мысль о постройке настоящего русского храма в г. Тунисе. Отец К. Михаловский сумел собрать достаточно денег, но война и инфляция свели эту первую попытку на нет.

После войны отец Феодосий и архиепископ Пантелеймон, возглавлявший в то время (1951 - 1952 гг.) русскую Православную Церковь Северной Африки, обратились с просьбой к администрации г. Туниса о выделении Церкви участка земли. Муниципалитет выполнил просьбу в 1952 г. Участок был очень удобно расположен на av. Gambetta (ныне av. Mohamed V), одной из главных и красивейших дорожных магистралей столицы. Совет города Туниса решил безвозмездно предоставить Религиозному православному обществу участок земли (кадастр № 55 - ав. Гамбетта № 12).

Закладка первого камня состоялась 11 октября 1953 г. Церковь посвящена Воскресению Христову, и покровитель её - св. Киприан, известный среди христиан Африки. Епископ Нафанаил замуровал в фундамент церкви грамоту, написанную на трех языках - французском, славянском и арабском - и мощи неизвестного святого из катакомб близ Суса. Сильная личность епископа Нафанаила во многом способствовала исполнению проекта постройки храма, который казался нереальным. Он оставил по себе светлую память, как и везде, где он служил. Официальная помощь была ничтожной, возможности прихожан более чем скромными, но несмотря ни на что через 2,5 года новгородский купол храма вознесся среди пальм - прекрасный русский храм по проекту архитектора М.Ф. Козьмина.⁶

В 1956 г. Тунис получает независимость, постепенно европейское население его покидает; вся экономическая жизнь переходит в руки тунисцев, и, естественно, они пользуются всеми преимуществами. Бывшие русские беженцы, большинство из которых приняли французское гражданство, уезжают во Францию. Самые пожилые из них остаются, но их становится всё меньше. В 1960 г. прихожан почти не остается, нет больше в церкви и русского священника. В новой церкви на авеню Мухаммеда V один раз в месяц справляет службу греческий священник отец Георгий. Тридцать лет спустя, в 1990 г., в Религиозном православном обществе, официальном владельце церквей в Тунисе и Бизерте, остается только 2 члена - Анастасия Ширинская-Манштейн и Ирина Мартино-Алар. Церкви ветшают. Землю, на которой они стоят, хотят забрать тунисские власти.

Религиозное возрождение, которое началось в постсоветской России, коснулось и далекого Туниса. Отдельные сотрудники посольства России в Тунисе и члены их семей начали посещать богослужения, как и те, кто работает в Тунисе по договору - инженеры, техники, врачи. Жёны тех, кто учился или работал в России, а теперь живут в Тунисе, тоже пришли в церковь и хотят, чтобы их дети получили православное воспитание. Православная Русская Зарубежная церковь не имела возможности послать в Тунис священника, это сделала Московская Патриархия, средства которой более значительны. Молодой священник отец Димитрий Нецветаев прибыл в Тунис в 1992 г. с женой и дочерью.

После 30 лет забвения возродилась религиозная жизнь с крещениями и преподаванием Закона Божьего. Усилия первых русских, прибывших в Тунис, не пропали даром: каждое воскресенье в церкви Туниса звучит благодарственная молитва тем, кто на свои скромные средства возвёл храм. Новые прихожане, вероятно, с трудом могут себе представить своих далеких соотечественников, изгнанных из России Гражданской войной.

Существование церкви в г. Тунисе от первых богослужений на rue des Selliers и до сегодняшнего дня говорит о том, что русские изгнанники никогда не теряли ни веры, ни надежды.

Примечания

1. Жорж Бортоли (Georges Bortoli) - писатель-журналист, вёл радио- и телепередачи о России. Его воспоминания о Тунисе напечатаны в книге "Русская колония в Тунисе". 1920-2000. - М., 2008.
2. Всеволод Вячеславович Романовский (1912-2010) - французский учёный-океанограф, инженер и писатель, директор Центра океанографических исследований в Париже.
3. Архиепископ Нафанаил (в миру Василий Владимирович Львов, 1906-1986) - церковный историк, с 1952 по 1954 г. администратор приходов Русской Православной Церкви Заграницей в Северной Африке.
4. Александр Григорьевич Трубников (1908-1988) - протоиерей Русской Православной Церкви Заграницей.
5. Архиепископ Иоанн (в миру Михаил Борисович Максимович, 1896-1966) - выдающийся иерарх и духовный лидер, миссионер, проявлявший, по свидетельствам очевидцев, случаи прозорливости и чудотворения.
6. Михаил Фёдорович Козьмин (1901-1999) - архитектор проекта храма Воскресения Христова в г. Тунис (храм освящён в 1956 г.).